Смахнув с пюпитра мерзлый иней,
Зима на скрипке однострунной,
Желая славы Паганини,
Играла скерцо в свете лунном.
Смычок отчаянно взвивался,
Метался, как безумный странник,
И, словно скальпелем, впивался,
Струны тугое тело раня.
Пассажи истово летели,
Носили ветры их лихие,
И жались вековые ели
Под диким натиском стихии.
Пред звездной бездною астрала
Греховной исповедью каясь,
Зима про жизнь свою играла,
Судьбину звукоизвлекая.
Замерзла маленькая скрипка
И потеряла звонкий голос.
Высокий звук сменился скрипом,
А у смычка порвался волос.
И глухо лопнув на морозе,
Свернувшись в локон серпантина,
Струна поникла. Мнились грезы
О теплой камерной гостиной...
Горело небо лишь вполсилы.
Гасило утро свет неяркий
И канделябры выносило,
Стряхнув в сугробы звезд огарки.
Равнина, радуясь лазури,
Дарила безмятежность сердцу,
Скрывала тайну снежной бури
Ночного бешеного скерцо.
И, сбросив прежнюю личину,
Зима покрылась новым шарфом:
"Стенать сегодня нет причины.
Сыграю Шуберта. На арфе..."