Антология Стихи о России Часть 2

Аркадий Кузнецов 3
    В этой части антологии - стихи эпохи народничества и "малых дел", стихи Серебряного века, стихи периода после 1917 года, написанные в России и в эмиграции... Заканчивают её стихи 1941 - 1945 годов.

     C Т И Х И    О    Р О С С И И

                (2 часть)

XIX век (окончание)

 Иван Тургенев
Сон (из романа «Новь»)

Давненько не бывал я в стороне родной…
Но не нашёл я в ней заметной перемены.
Всё тот же мёртвенный, бессмысленный застой,
Строения без крыш, разрушенные стены,
И та же грязь, и вонь, и бедность, и тоска!
И тот же рабский взгляд, то дерзкий, то унылый…
Народ наш вольным стал; и вольная рука
Висит по-прежнему какой-то плёткой хилой.
Всё, всё по прежнему… И только лишь в одном
Европу, Азию, весь свет мы перегнали…
Нет! Никогда ещё таким ужасным сном
Мои любезные соотчичи не спали!

Всё спит кругом: везде, в деревнях, в городах,
В телегах, на сонях, днём, ночью, сидя, стоя…
Купец, чиновник спит, спит сторож на часах,
Под снежным холодом и на припёке зноя! И подсудимый спит, и дрыхнет судия; Мертво спят мужики: жнут, пашут – спят; молотят -
Спят тоже; спит отец, спит мать, спит вся семья…
Все спят! Спит тот, кто бьёт, и тот, кого колотят!
Один царёв кабак – тот не смыкает глаз;
И, штоф очищенный всей пятернёй сжимая,
Лбом в полюс, опершись, а пятками в Кавказ,
Спит непробудным сном Отчизна, Русь Святая!

Алексей Апухтин

Рассвет
Видали ль вы рассвета час
За ночью темной и ненастной?
Давно уж буря пронеслась,
Давно уж смолкнул гул ужасный,
Но все кругом еще хранит
Тяжелый след грозы нестройной,
Все ждет чего-то и молчит!..
Но вот у тучи роковой
Вдруг прояснился угол белый;
Вот за далекою горой
С востока что-то заалело;
Вон там повыше брызнул свет.
Он вновь исчезнет ли за тучей
Иль станет славный и могучий
Среди небес?.. Ответа нет...
Но звук пастушеской свирели
Уж слышен в тишине полей,
И воздух кажется теплей,
И птички ранние запели.
Туманы, сдвинувшись сперва,
Несутся, ветром вдаль гонимы.
Теперь таков наш край родимый,
Теперь Россия такова.
1858 

 Пётр Шумахер

ИЗОБРАЖЕНИЕ РОССИЙСКОГО ЦАРСТВА

 Чуя невзгоду дворянскому роду,

Баре судачат и лают свободу,

Обер-лакеи, спасая ливреи,

Гонят в три шеи живые идеи.

Образ правленья - холопства и барства -

Изображенье Российского царства.

Видя, как шатки и плохи порядки,

Все без оглядки пустились брать взятки,

Львы-ветераны, наперсники трона,

Дремлют, болваны, на страже закона;

А дел вершенье - в руках секретарства -

Изображенье Российского царства.

Для укрепленья филея и мозгу

Корень ученья нам вырастил розгу;

Книг лишних нету, читай, что прикажут;

Чуть больше свету - окошко_ замажут.

Мрак и растленье в видах государства -

Изображенье Российского царства.

Канты, кафтаны, смотры и парады,

Каски, султаны, полки и бригады,

Сабли да шпоры, усы да мундиры,

Дурни да воры - отцы-командиры;

Поле сраженья - арена мытарства -

Изображенье Российского царства.

Самодержавье, народность, жандармы,

Дичь, православье, шинки да казармы;

 Тесно свободе, в законах лазейки;

Бедность в народе, в казне ни копейки;

Лоск просвещенья на броне татарства -

Изображенье Российского царства!

1861

НА ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ РОССИИ

"Сбирайся, Русь, на подвиг бражный,

Готовься к ухарской гульбе;

Ты посмотри, какой вальяжный

Становят памятник тебе!

Десятый век ты доживаешь,

Но, знать, века тебе не впрок:

До сих пор грамоте не знаешь

И ходишь чуть не без п<орток>.

Наедут гости-иноземцы,

 Так не ударь же рожей в грязь;

Уж без того толкуют немцы,

Что ты до нитки пропилась!.."

- "Ты не кори меня

Горем-злосчастием, -

Ты подари меня

Словом-участием.

Тыщу лет маялась

Всё под опекою,

По миру шлялася

Нищей-калекою...

Князи-правители

Больно тиранили,

Душеспасители

Ум отуманили;

Баре-кабальщики

Дух мой ослабили,

Воры-кабачники

Дом мой разграбили;

Ныне лишь ожила.

Слава спасителю

Да царю-батюшке,

Освободителю!

Так не кори меня

Горем-злосчастием, -

Ты подари меня

Словом-участием!"

1862


 Фёдор Савинов

 РОДНОЕ

Слышу песни жаворонка,

Слышу трели соловья...

Это - русская сторонка,

Это - родина моя!

Вижу чудное приволье,

Вижу нивы и поля...

Это - русское раздолье,

Это - русская земля!

Слышу песни хоровода,

Звучный топот трепака...

Это - радости народа,

Это - пляска мужика!

Коль гулять, так без оглядки,

Чтоб ходил весь белый свет...

Это - русские порядки,

Это - дедовский завет!

Вижу горы - исполины,

Вижу реки и леса...

Это - русские картины,

Это - русская краса!

Всюду чую трепет жизни,

Где ни брошу только взор...

 Это - матушки отчизны

Нескончаемый простор!

Внемлю всюду чутким ухом,

Как прославлен русский бог...

Это значит - русский духом

С головы я и до ног!

<1885>

Спиридон Дрожжин 

РОДИНА
Кругом поля раздольные,
Широкие поля,
Где Волга многоводная -
Там родина моя.
Покрытые соломою
Избушки у реки,
Идут - бредут знакомые,
И едут мужики.
Ребята загорелые
На улице шумят,
И, словно вишни спелые,
Их личики горят.
Вдали село, и сельский храм
Приветливо глядит,
А там опять к родным полям
Широкий путь лежит.
Идешь, идешь - и края нет
Далекого пути,
И хочется мне белый свет
Обнять и обойти.
1871

Константин Случевский

Я сказал ей: тротуары грязны,
Небо мрачно, все уныло ходят...
Я сказал, что дни однообразны
И тоску на сердце мне наводят,
Что балы, театры - надоели...
"Неужели?"

Я сказал, что в городе холера,
Те - скончались, эти - умирают...
Что у нас поэзия - афера,
Что таланты в пьянстве погибают,
Что в России жизнь идет без цели...
"Неужели?"

Я сказал: ваш брат идет стреляться,
Он бесчестен, предался пороку...
Я сказал, прося не испугаться:
Ваш отец скончался! Ночью к сроку
Доктора приехать не успели...
"Неужели?"

Семён Надсон

Так вот она, "страна без прав и без закона"!
Страна безвинных жертв и наглых палачей.
Страна владычества холопа и шпиона
И торжества штыков над святостью идей!
О нет, не может быть!.. Вы лжете мне, вы лжете,
Апостолы борьбы!.. Неправою враждой
Вы сердца моего корыстно не зажжете -
Я верю в мой народ и верю в край родной!
Он не унизился б до робкого смиренья,
Не стал молчать года с покорностью раба
И гордо б встал на бой, могуч, как ангел мщенья,
Неотразим, как вихрь и страшен, как судьба;
Пока в нем слышен смех...
1883

Петр Якубович

 К Родине

За что любить тебя? Какая ты нам мать,
Когда и мачеха бесчеловечно-злая
Не станет пасынка так беспощадно гнать,
Как ты детей своих казнишь, не уставая?
Любя, дала ль ты нам один хоть красный день?
На наш весенний путь, раскинутый широко,
Ты навела с утра зловещей тучи тень,
По капле кровь из нас всю выпила до срока!
Как враг, губила нас, как яростный тиран!
Во мраке без зари живыми погребала,
Гнала на край земли, в снега безлюдных стран,
Во цвете силы - убивала...
Мечты великие без жалости губя,
Ты, как преступников, позором нас клеймила,
Ты злобой душу нам, как ядом, напоила...
Какая ж мать ты нам? За что любить тебя?
За что - не знаю я, но каждое дыханье,
Мой каждый помысел, все силы бытия -
Тебе посвящены, тебе до издыханья!
Любовь моя и жизнь - твои, о мать моя!
И, чтоб еще хоть раз твой горизонт обширный
Мой глаз увидеть мог, твой серый небосвод,
Сосновый бор вдали, сверканье речки мирной.
И нивы скудные, и кроткий твой народ,
За то, чтоб день один мог снова подышать я
Свободою полей и воздухом лесов,-
Я крест поднять бы рад без стона и проклятья,
Тягчайший из твоих бесчисленных крестов!
В палящий зной, в песке сыпучем по колени,
С котомкой нищего брести глухим путем,
Последним сном заснуть под сломанным плетнем
В жалчайшем из твоих заброшенных селений!..
1890

Владимир Гиляровский

 В России две напасти:
Внизу власть тьмы, а наверху тьма власти.
1886

Иннокентий Анненский

Печальная страна

Печален из меди
Наш символ венчальный,
У нас и комедий
Финалы печальны...
Веселых соседей
У нас инфернальны
Косматые шубы...
И только... банальны
Косматых медведей
От трепетных снедей
Кровавые губы.

 ХХ век

Владимир Шуф

РУСЬ

Цветы, луга и нивы без границы,
Над речкой тень плакучего куста...
Знакомые и милые места!
Снопы вязать на поле вышли жницы.

Повсюду ширь, приволье, красота.
Среди берез поют, скликаясь, птицы.
За рощею, встречая луч денницы,
Звездой сияет золото креста.

Там вечный свет и благовест о Боге.
Гул многозвенный слышен из села,
Зовущие гудят колокола.

Молюсь за тех, кто странствует в дороге.
Я не забыл минувшие тревоги,
Но в этот час душа моя светла.



Константин Бальмонт
 РОССИЯ

 Есть слово - и оно едино.

Россия. Этот звук - свирель.

В нем воркованье голубино.

Я чую поле, в сердце хмель,

Позвавший птиц к весне апрель.

На иве распустились почки,

Береза слабые листочки

Раскрыла - больше снег не враг.

Трава взошла на каждой кочке,

Заизумрудился овраг.

Тоска ли в сердце медлит злая?

Гони. Свой дух утихомирь.

Вновь с нами ласточка живая,

Заморского отвергшись края,

В родимую влюбилась ширь.

И сердце, ничего не зная,

Вновь знает нежно, как она,

Что луговая и лесная

Зовет к раскрытости весна.

От солнца - ласка властелина,

Весь мир - одно окно лучу.

Светла в предчувствии долина,

О чем томлюсь? Чего хочу?

Всегда родимого взыскую,

 Люблю разбег родных полей,

Вхожу в прогалину лесную -

Нет в мире ничего милей.

Ручьи, луга, болота, склоны,

В кустах для зайца уголок.

В пастушью дудку вдунул звоны,

Качнув подснежник, ветерок.

Весенним дождиком омочен,

Весенним солнцем разогрет,

Мой край, в покров весны одет,

Нерукотворно беспорочен.

Другого в мире счастья нет.

РУСЬ

Русь — русло реки всемирной,
;Что дробится вновь, — и вновь
Единится в возглас пирный: —
;«Миг вселенский приготовь!»

Русь — русло реки свободной,
;Что, встречая много стран,
Тихо грезит зыбью водной: —
;«Где окружный Океан?»
1914

Гимн свободной России

Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Могучая держава, безбрежный океан!
Борцам за волю слава, развеявшим туман!
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!
Леса, поля, и нивы, и степи, и моря,
Мы вольны и счастливы, нам всем горит заря!
Да здравствует Россия, свободная страна!
Свободная стихия великой суждена!

1917

СЕВЕРНЫЙ ВЕНЕЦ

             Только мы, северяне, сполна постигаем природу
             В полнозвучье всех красок, и звуков, и разностей сил,
             И когда приближаемся к нашему Новому году,
             Нам в морозную ночь загораются сонмы кадил.
             Только мы усмотрели, что все совершается в мире
             Совершенством разбега в раздельности линий креста,
             Лишь у нас перемены - в своем нерушимом - четыре,
             Всеобъемная ширь, четырех тайнодейств полнота.
             Не дождит нам зима, как у тех, что и осень и лето
             Не сумеют сполна отличить от зимы и весны.
             Наша белая быль в драгоценные камни одета,
             Наши святки - душа, наша тишь - неземной глубины.
             О, священная смерть в безупречном - чистейшей одежды,
             Ты являешь нам лик беспредельно-суровой зимы,
             Научая нас знать, что, когда замыкаются вежды,
             Воскресение ждет, - что пасхальны и вербы и мы.
             Только Север узнал, как в душе полнозначна примета,
             И предпервую весть приближенья весенних огней
             Нам чирикнет снегирь, - красногрудый, поманит он лето,
             Мы расслышим весну - в измененных полозьях саней.
             Переведались дни - через оттепель - с новым морозом,
             Зачернелась земля, глухариный окончился ток,
             И проломленный наст - это мост к подступающим грозам,
             В полюбивших сердцах разливается алый восток.
             Развернись, разбежись, расшумись, полноводная сила,
             Воля Волги, Оки и пропетого югом Днепра,
             Сколько звезд - столько птиц, и бескрайно колдует бродило.
             По лугам, по лесам, по степям - огневая игра.
             Насладись, ощутив, как сверкают зарницы в рассудке,
             Захмелевшая кровь провещает свой сказ наизусть,
             И вздохни близ купав, и довей тишину к незабудке,
             И с кукушкой расслышь, как в блаженство вливается грусть.
             Досказалась весна. Распалилась иная истома.
             Огнердеющий мак. Тайновеющий лес в забытьи.
             Полноцветное празднество молнии, таинство грома,
             Вся Россия - в раскатах телеги пророка Ильи.
             Вся небесная высь - в полосе огневеющей гривы,
             В перебросе копыт, в перескоке и ржанье коня.
             И серебряный дождь напоил золотистые нивы,
             В каждой травке - припев: "И меня, напои и меня!"
             Что красивее колоса ржи в полноте многозерни?
             Что желанней душе, чем тяжелая важность снопа?
             Что прекрасней, чем труд? Или песня - его достоверней?
             Лишь работой, припавши к земле, наша мысль не слепа.
             И опять оттолкнись от тебя обласкавшего праха,
             Посмотри, как простор углубился вблизи и вдали,
             Закурчавился ветер, летит, налетает с размаха,
             Улетают - с душой - далеко - за моря - журавли.
             Разбросалась брусника. Развесились гроздья рябины.
             Многозаревный вечер последнее пламя дожег.
             Столько звезд в высоте, что, наверно, там в небе - смотрины.
             Новый выглянул серп. Завтра - первый перистый снежок.

             Вандея,
             1925. Осень


                РУССКИЙ ЯЗЫК

                Язык, великолепный наш язык.
                Речное и степное в нем раздолье,
                В нем клекоты орла и волчий рык,
                Напев, и звон, и ладан богомолья.

                В нем воркованье голубя весной,
                Взлет жаворонка к солнцу - выше, выше.
                Березовая роща. Свет сквозной.
                Небесный дождь, просыпанный по крыше.

                Журчание подземного ключа.
                Весенний луч, играющий по дверце.
                В нем Та, что приняла не взмах меча,
                А семь мечей в провидящее сердце.

                И снова ровный гул широких вод.
                Кукушка. У колодца молодицы.
                Зеленый луг. Веселый хоровод.
                Канун на небе. В черном - бег зарницы.

                Костер бродяг за лесом, на горе,
                Про Соловья-разбойника былины.
                "Ау!" в лесу. Светляк в ночной поре.
                В саду осеннем красный грозд рябины.

                Соха и серп с звенящею косой.
                Сто зим в зиме. Проворные салазки.
                Бежит савраска смирною рысцой.
                Летит рысак конем крылатой сказки.

                Пастуший рог. Жалейка до зари.
                Родимый дом. Тоска острее стали.
                Здесь хорошо. А там - смотри, смотри.
                Бежим. Летим. Уйдем. Туда. За дали.

                Чу, рог другой. В нем бешеный разгул.
                Ярит борзых и гончих доезжачий.
                Баю-баю. Мой милый. Ты уснул?
                Молюсь. Молись. Не вечно неудачи.

                Я снаряжу тебя в далекий путь.
                Из тесноты идут вразброд дороги.
                Как хорошо в чужих краях вздохнуть
                О нем - там, в синем - о родном пороге.

                Подснежник наш всегда прорвет свой снег.
                В размах грозы сцепляются зарницы.
                К Царь-граду не ходил ли наш Олег?
                Не звал ли в полночь нас полет Жар-птицы?

                И ты пойдешь дорогой Ермака,
                Пред недругом вскричишь: "Теснее, други!"
                Тебя потопит льдяная река,
                Но ты в века в ней выплывешь в кольчуге.

                Поняв, что речь речного серебра
                Не удержать в окованном вертепе,
                Пойдешь ты в путь дорогою Петра,
                Чтоб брызг морских добросить в лес и в степи.

                Гремучим сновиденьем наяву
                Ты мысль и мощь сольешь в едином хоре,
                Венчая полноводную Неву
                С Янтарным морем в вечном договоре.

                Ты клад найдешь, которого искал,
                Зальешь и запоешь умы и страны.
                Не твой ли он, колдующий Байкал,
                Где в озере под дном не спят вулканы?

                Добросил ты свой гулкий табор-стан,
                Свой говор златозвонкий, среброкрылый,
                До той черты, где Тихий океан
                Заворожил подсолнечные силы.

                Ты вскликнул: "Пушкин!" Вот он, светлый бог,
                Как радуга над нашим водоемом.
                Ты в черный час вместишься в малый вздох.
                Но Завтра - встанет! С молнией и громом!


 БУБЕНЦЫ

                Дрогнув, брызнув звуком дружным,
                С колокольчиком поддужным,
                С голубицей голубец,
                Бубенец и бубенец
                К шее конской припадают,
                Хмелем звончатым блистают,
                Вылетают,
                Западают,
                Снова звонче, снова тают,
                Сном рассыпчатым взрастают,
                В сбруе звук и зрак колец,
                И навзрыд-навзвон рыдают,
                Из конца бегут в конец,
                И навзвон-навзрыд хохочут,
                Сердцу сердце вспевом прочут,
                Говорят,
                Сборным взблеском, звуком-вздохом,
                Как просыпанным горохом,
                Бубнят вряд,
                Дробь враздробь и врассыпную,
                Змеезвоном ладят сбрую,
                Серебрят,
                Я, мол, ты, мол, мы, мол, баем,
                Бусить бусы понимаем,
                Любо тренькать дутым краем, -
                Замолчать никак нельзя им,
                Не хотят,
                Не хотят,
                Перезвякнут баю-баем,
                Легче маленьких котят,
                Перебросят звук и взгляд,
                Сердце сердцу закогтят,
                Не пойдете напопят,
                Бубенцы вам не велят.
                Эй, родимые, скорее,
                Закрутитесь веселее,
                У коней вся в мыле шея,
                К пиру бубен-бубенец,
                Отчего бы, почему бы
                Не лобзать да прямо в губы,
                Ну, скажите, почему бы
                Да не вместе наконец?
                Это славная затея -
                До девицы молодец,
                Ты товар, а я купец,
                Ты мне нива, я твой жнец,
                Птица ты, а я ловец.
                Или были
                В звонкой силе
                Мы напрасно долгий час?
                Слушай сказ,
                Слушай нас.
                Рея, вея, млея, рдея,
                Это славная затея,
                Колокольчик - ваш гонец,
                С ним - и в буре не робея -
                Бубенец и бубенец.
                Эх, от самого Валдая
                Звоны льются, нарастая,
                От Алтая до Москвы
                Брызжет пена до травы,
                Закрутились пристяжные,
                Коренник не клонит выи,
                А у них как завитые
                Книзу шеи - два кольца,
                Дружны в тройке, к гриве грива,
                Жить вам весело, счастливо,
                Колокольчик говорливо
                Обещает без конца,
                Победить бубенчик хочет,
                И по-своему пророчит.
                Победит ли бубенца?
                Колокольчик долго строит,
                Он поет да не покоит,
                Плачем плачет, песней ноет,
                Не видать его лица.
                Победит ли бубенца?
                В пляске весело стрекочет,
                Точит, точит, счастье прочит
                В перебросе бубенец.
                Стук - колесам, блеск - подковам,
                Бубенцу - быть сном медовым,
                Сватом, братом всех сердец,
                Двум сердцам - с одним быть кровом.
                Двое с разных двух крылец,
                В свете новом, в лике новом,
                В радость всем и в зависть вдовам,
                Прямо в церковь под венец.

               
               
Иван Бунин
 Родина

Они глумятся над тобою,

Они, о родина, корят

Тебя твоею простотою,

Убогим видом черных хат...

Так сын, спокойный и нахальный,

Стыдится матери своей -

Усталой, робкой и печальной

Средь городских его друзей,

Глядит с улыбкой состраданья

На ту, кто сотни верст брела

И для него, ко дню свиданья,

Последний грошик берегла.

1891

РОДИНЕ

Под небом мертвенно-свинцовым

Угрюмо меркнет зимний день,

И нет конца лесам сосновым,

И далеко до деревень.

Один туман молочно-синий,

Как чья-то кроткая печаль,

Над этой снежною пустыней

Смягчает сумрачную даль.

1896

Татьяна Щепкина-Куперник

В РОДНЫХ ПОЛЯХ

 Простор полей родных. Бледнеют краски неба,

И тени алые на землю полегли.

Поля - свободны уж от убранного хлеба...

Лес темной полосой синеется вдали.

Осталась на полях солома золотая,

Густой щетиною торчат ее стебли.

По небу тянется птиц перелетных стая;

То - дружно поднялись к отлету журавли,

На юг, на дальний юг свободно улетая.

Безлюдно все кругом, куда ни поглядишь:

Давно последняя была полоска сжата!

И всюду - тишина в час розовый заката.

Не та опасная, тревожащая тишь,

Которою полны Италии заливы,

Когда молчат они, лукавы и ленивы,

Как кошка, что сквозь сон подстерегает мышь.

Не та немая тишь, что, сумрачны и горды,

Таят Норвегии таинственные фьорды,

Но та блаженная, святая тишина,

Какой проникнута бывает лишь Россия,

Когда в заката час молчат поля родные

И в отдых сладостный земля погружена.

Ее могучая, загадочная сила

Колосья пышных нив взлелеяла, взрастила;

Она дала нам хлеб - и отдых сладок ей,

До нового труда, до новых вешних дней.

И вот теперь она так отдалась покою,

Что, глядя на нее, смиряется душа

И сердце не болит, не бьется мысль с тоскою,

Благословенною отрадою дыша.

- Приди и отдохни! - Так, матерински нежно,

Как будто шепчет мне усталая земля.

И затихает ум, грудь дышит безмятежно,

 А сердце кажется свободно и безбрежно,

Как эти мирные безбрежные поля!


 Андрей Белый

Родина

 В. П. Свентицкому

Те же росы, откосы, туманы,
Над бурьянами рдяный восход,
Холодеющий шелест поляны,
Голодающий, бедный народ;

И в раздолье, на воле — неволя;
И суровый свинцовый наш край
Нам бросает с холодного поля —
Посылает нам крик: «Умирай —

Как и все умирают…» Не дышишь,
Смертоносных не слышишь угроз: —
Безысходные возгласы слышишь
И рыданий, и жалоб, и слез.

Те же возгласы ветер доносит;
Те же стаи несытых смертей
Над откосами косами косят,
Над откосами косят людей.

Роковая страна, ледяная,
Проклятая железной судьбой —
Мать Россия, о родина злая,
Кто же так подшутил над тобой?

Максимилиан Волошин

 России

Враждующих скорбный гений
Братским вяжет узлом,
И зло в тесноте сражений
Побеждается горшим злом.

Взвивается стяг победный...
Что в том, Россия, тебе?
Пребудь смиренной и бедной —
Верной своей судьбе.

Люблю тебя побежденной,
Поруганной и в пыли,
Таинственно осветленной
Всей красотой земли.

Люблю тебя в лике рабьем,
Когда в тишине полей
Причитаешь голосом бабьим
Над трупами сыновей.

Как сердце никнет и блещет,
Когда, связав по ногам,
Наотмашь хозяин хлещет
Тебя по кротким глазам.

Сильна ты нездешней мерой,
Нездешней страстью чиста,
Неутоленною верой
Твои запеклись уста.

Дай слов за тебя молиться,
Понять твое бытие,
Твоей тоске причаститься,
Сгореть во имя твое.

17 августа 1915

Александр Блок

РУСЬ

Ты и во сне необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

Дремлю - и за дремотой тайна,

И в тайне - ты почиешь, Русь.

Русь, опоясана реками

И дебрями окружена,

С болотами и журавлями,

И с мутным взором колдуна,

Где разноликие народы

Из края в край, из дола в дол

Ведут ночные хороводы

Под заревом горящих сел.

Где ведуны с ворожеями

Чаруют злаки на полях,

И ведьмы тешатся с чертями

В дорожных снеговых столбах.

Где буйно заметает вьюга

До крыши - утлое жилье,

И девушка на злого друга

Под снегом точит лезвее.

Где все пути и все распутья

Живой клюкой измождены,

И вихрь, свистящий в голых прутьях,

Поет преданья старины...

Так - я узнал в моей дремоте

Страны родимой нищету,

И в лоскутах ее лохмотий

Души скрываю наготу.

Тропу печальную, ночную

Я до погоста протоптал,

И там, на кладбище ночуя,

Подолгу песни распевал.

И сам не понял, не измерил,

Кому я песни посвятил,

В какого бога страстно верил,

Какую девушку любил.

Живую душу укачала,

Русь, на своих просторах, ты,

И вот - она не запятнала

Первоначальной чистоты.

Дремлю - и за дремотой тайна,

И в тайне почивает Русь,

Она и в снах необычайна.

Твоей одежды не коснусь.

24 сентября 1906




РОССИЯ

Опять, как в годы золотые,

Три стертых треплются шлеи,

И вязнут спицы росписные

В расхлябанные колеи...

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые -

Как слезы первые любви!

Тебя жалеть я не умею

И крест свой бережно несу...

Какому хочешь чародею

Отдай разбойную красу!

Пускай заманит и обманет, -

Не пропадешь, не сгинешь ты,

И лишь забота затуманит

Твои прекрасные черты...

Ну что ж? Одной заботой боле -

Одной слезой река шумней,

А ты всё та же - лес, да поле,

Да плат узорный до бровей...

И невозможное возможно,

Дорога долгая легка,

Когда блеснет в дали дорожной

Мгновенный взор из-под платка,

Когда звенит тоской острожной

Глухая песня ямщика!..

18 октября 1908

Новая Америка

Праздник радостный, праздник великий,
Да звезда из-за туч не видна…
Ты стоишь под метелицей дикой,
Роковая, родная страна.
За снегами, лесами, степями
Твоего мне не видно лица.
Только ль страшный простор пред очами,
Непонятная ширь без конца?
Утопая в глубоком сугробе,
Я на утлые санки сажусь.
Не в богатом покоишься гробе
Ты, убогая финская Русь!
Там прикинешься ты богомольной,
Там старушкой прикинешься ты,
Глас молитвенный, звон колокольный,
За крестами — кресты, да кресты…
Только ладан твой синий и росный
Просквозит мне порою иным…
Нет, не старческий лик и не постный
Под московским платочком цветным!
Сквозь земные поклоны, да свечи,
Ектеньи, ектеньи, ектеньи -
Шепотливые, тихие речи,
Запылавшие щеки твои…
Дальше, дальше… И ветер рванулся,
Чернозёмным летя пустырем…
Куст дорожный по; ветру метнулся,
Словно дьякон взмахнул орарем…
А уж там, за рекой полноводной,
Где пригнулись к земле ковыли,
Тянет гарью горючей, свободной,
Слышны гуды в далекой дали…
Иль опять это — стан половецкий
И татарская буйная крепь?
Не пожаром ли фески турецкой
Забуянила дикая степь?
Нет, не видно там княжьего стяга,
Не шеломами черпают Дон,
И прекрасная внучка варяга
Не клянет половецкий полон…
Нет, не вьются там по; ветру чубы,
Не пестреют в степях бунчуки…
Там чернеют фабричные трубы,
Там заводские стонут гудки.
Путь степной — без конца, без исхода,
Степь, да ветер, да ветер, — и вдруг
Многоярусный корпус завода,
Города из рабочих лачуг…
На пустынном просторе, на диком
Ты всё та, что была, и не та,
Новым ты обернулась мне ликом,
И другая волнует мечта…
Чёрный уголь — подземный мессия,
Чёрный уголь — здесь царь и жених,
Но не страшен, невеста, Россия,
Голос каменных песен твоих!
Уголь стонет, и соль забелелась,
И железная воет руда…
То над степью пустой загорелась
Мне Америки новой звезда!

12 декабря 1913

Габдулла Тукай

Не уйдем! (Пер. с татарского Р.Бухараева)
Кое-кто с кривой душою нам пустой дает совет:
Уходите в край султана, здесь для вас свободы нет!
Не уйдем! Горька отчизна, но в чужбину не уйдем!
Вместо десяти шпионов там пятнадцать мы найдем!
Что за разница, казаки ль там нагайкой бьют сплеча,
Там казачье войско в фесках, но камча — везде камча!
Слава богу, казнокрады и в чужбине есть пока,
И в чужбине баи рады рвать кусок у мужика!
Разве мы ума лишились, чтобы, родину кляня,
В полымя бежать чужое из привычного огня?!
Мы уйдем, когда за нами вдаль уйдут и города,
Цепь лихих тысячелетий, наши горькие года.
От рожденья до кончины за родной живя чертой,
Мы срослись навеки плотью с почвой родины святой!
Вольная страна Россия — наша цель, и до конца
Не уйдем, и не зовите, криводушные сердца!
Отвечаем не изустно, но в печати - навсегда:
Если лучше вам, туда пожалте сами, господа!

Наталья Крандиевская-Толстая

Проходят мимо неприявшие,

Не узнают лица в крови.

Россия, где ж они, кричавшие

Тебе о жертвенной любви?

Теперь ты в муках, ты — родильница.

Но кто с тобой в твоей тоске?

Одни хоронят, и кадильница

Дымит в кощунственной руке.

Другие вспугнуты, как вороны,

И стоны слыша на лету,

Спешат на все четыре стороны

Твою окаркать наготу.

И кто в безумьи прекословия

Ножа не заносил над ней!

Кто принял крик у изголовия

И бред пророческих ночей?

Но пусть. Ты в муках не одна ещё.

Благословенна в муках плоть!

У изголовья всех рождающих

Единый сторож есть — Господь.

Октябрь 1917

 Николай Клюев

Братья, мы забыли подснежник,
На проталинке снегиря,
Непролазный, мертвый валежник
Прославляют поэты зря!
Хороши заводские трубы,
Многохоботный маховик,
Но всевластней отрочьи губы,
Где живет исступленья крик.
Но победней юноши пятка,
Рощи глаз, где лешачий дед.
Ненавистна борцу лампадка,
Филаретовских риз глазет!
Полюбить гудки, кривошипы -
Снегиря и травку презреть...
Осыпают церковные липы
Листопадную рыжую медь.
И на сердце свеча и просфорка,
, где щебечет снегирь.
Есть Купало и Красная горка,
Сыропустная блинная ширь.
Есть Россия в багдадском монисто,
С бедуинским изломом бровей...
Мы забыли про цветик душистый
На груди колыбельных полей.
<1920>

 Игорь Северянин

 Моя Россия

И вязнут спицы расписные
В расхлябанные колеи…
Ал. Блок

Моя безбожная Россия,
Священная моя страна!
Ее равнины снеговые,
Ее цыгане кочевые,-
Ах, им ли радость не дана?
Ее порывы огневые,
Ее мечты передовые,
Ее писатели живые,
Постигшие ее до дна!
Ее разбойники святые,
Ее полеты голубые
И наше солнце и луна!
И эти земли неземные,
И эти бунты удалые,
И вся их, вся их глубина!
И соловьи ее ночные,
И ночи пламно-ледяные,
И браги древние хмельные,
И кубки, полные вина!
И тройки бешено степные,
И эти спицы расписные,
И эти сбруи золотые,
И крыльчатые пристяжные,
Их шей лебяжья крутизна!
И наши бабы избяные,
И сарафаны их цветные,
И голоса девиц грудные,
Такие русские, родные,
И молодые, как весна,
И разливные, как волна,
И песни, песни разрывные,
Какими наша грудь полна,
И вся она, и вся она —
Моя ползучая Россия,
Крылатая моя страна!

 1924

Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну - мать свою.
Бывают дни: ее нет ближе,
Всем существом ее пою.

Все, все в ней противоречиво,
Двулико, двоедушно в ней,
И дева, верящая в диво
Надземное,- всего земней.

Как снег - миндаль. Миндальны зимы.
Гармошка - и колокола.
Дни дымчаты. Прозрачны дымы.
И вороны,- и сокола.

Слом Иверской часовни. Китеж.
И ругань - мать, и ласка - мать...
А вы-то тщитесь, вы хотите
Ширококрайную объять!

Я - русский сам, и что я знаю?
Я падаю. Я в небо рвусь.
Я сам себя не понимаю,
А сам я - вылитая Русь!

Ночью под 1930-й год


 Николай Гумилёв

СТАРЫЕ УСАДЬБЫ

Дома косые, двухэтажные,

И тут же рига, скотный двор,

Где у корыта гуси важные

Ведут немолчный разговор

В садах настурции и розаны,

В прудах зацветших караси.

Усадьбы старые разбросаны

По всей таинственной Руси.

Порою в полдень льется по лесу

Неясный гул, невнятный крик,

И угадать нельзя по голосу,

То человек иль лесовик.

Порою крестный ход и пение,

Звонят во все колокола,

Бегут,— то, значит, по течению

В село икона приплыла.

Русь бредит Богом, красным пламенем,

Где видно ангелов сквозь дым...

Они ж покорно верят знаменьям,

Любя свое, живя своим.

Вот, гордый новою поддевкою,

Идет в гостиную сосед.

Поникнув русою головкою,

С ним дочка — восемнадцать лет.

«Моя Наташа бесприданница,

Но не отдам за бедняка».

И ясный взор ее туманится,

Дрожа, сжимается рука.

«Отец не хочет... нам со свадьбою

Опять придется погодить».

Да что! В пруду перед усадьбою

Русалкам бледным плохо ль жить?

В часы весеннего томления

И пляски белых облаков

Бывают головокружения

У девушек и стариков.

Но старикам — золотоглавые,

Святые, белые скиты,

А девушкам — одни лукавые

Увещеванья пустоты.

О, Русь, волшебница суровая,

Повсюду ты свое возьмешь.

Бежать? Но разве любишь новое

Иль без тебя да проживешь?

И не расстаться с амулетами.

Фортуна катит колесо.

На полке, рядом с пистолетами,

Барон Брамбеус и Руссо.

<1913>

Анна Ахматова, 1917.

Мне голос был. Он звал утешно.
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный.
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный слух.

 Велимир Хлебников

Русь, ты вся поцелуй на морозе!
Синеют ночные дорози.
Синею молнией слиты уста,
Синеют вместе тот и та.
Ночами молния взлетает
Порой из ласки пары уст.
И шубы вдруг проворно
 Обегает, синея, молния без чувств.
А ночь блестит умно и чёрно.

<Осень 1921>

Осип Мандельштам

Тянется лесом дороженька пыльная,
Тихо и пусто вокруг.
Родина, выплакав слезы обильные,
Спит, и во сне, как рабыня бессильная,
Ждет неизведанных мук.
Вот задрожали березы плакучие
И встрепенулися вдруг,
Тени легли на дорогу сыпучую:
Что-то ползет, надвигается тучею,
Что-то наводит испуг...
С гордой осанкою, с лицами сытыми...
Ноги торчат в стременах.
Серую пыль поднимают копытами
И колеи оставляют изрытыми...
Все на холеных конях.
Нет им конца. Заостренными пиками
В солнечном свете пестрят.
Воздух наполнили песней и криками,
И огоньками звериными, дикими
 Черные очи горят...
Прочь! Не тревожьте поддельным веселием
Мертвого, рабского сна.
Скоро порадуют вас новоселием,
Хлебом и солью, крестьянским изделием...
Крепче нажать стремена!
Скоро столкнется с звериными силами
Дело великой любви!
Скоро покроется поле могилами,
Синие пики обнимутся с вилами
И обагрятся в крови!
1906

Декабрист

«Тому свидетельство языческий сенат,-
Сии дела не умирают»
Он раскурил чубук и запахнул халат,
А рядом в шахматы играют.
Честолюбивый сон он променял на сруб
В глухом урочище Сибири,
И вычурный чубук у ядовитых губ,
Сказавших правду в скорбном мире.
 Шумели в первый раз германские дубы,
Европа плакала в тенетах,
Квадриги черные вставали на дыбы
На триумфальных поворотах.
Бывало, голубой в стаканах пунш горит,
С широким шумом самовара
Подруга рейнская тихонько говорит,
Вольнолюбивая гитара.
Еще волнуются живые голоса
О сладкой вольности гражданства,
Но жертвы не хотят слепые небеса,
Вернее труд и постоянство.
Все перепуталось, и некому сказать,
Что, постепенно холодея,
Все перепуталось, и сладко повторять:
 Россия, Лета, Лорелея.
1917

Марина Цветаева

Родина О, неподатливый язык!
Чего бы попросту — мужик,
Пойми, певал и до меня:
«Россия, родина моя!»
Но и с калужского холма
Мне открывалася она —
Даль, тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и столь —
Рок, что повсюду, через всю
Даль — всю ее с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех — до горних звезд —
Меня снимающая мест!
Недаром, голубей воды,
Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь,—
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля —
Гордыня, родина моя!
 
Сергей Городецкий

Ты всё такая же нарядная,
Такая  ж  ласковая ты,
Земля России ненаглядная,
Взрастившая свои цветы.
Ромашка высыпалась снежная
В гречишно-розовый щавель,
И, робкая невеста нежная,
К бурьяну жмется повитель.
И облака над лугом носятся
И так тоскующе плывут,
Как будто сами с неба просятся
Вниз, в человеческий приют.
И вверх приветно машут мельницы -
Вскричали бы, кабы слова!
Заждались молова, бездельницы,
Позаскучали жернова.
И рожь высокая, степенная
Спокойно пестует зерно ...
Земля моя благословенная,
Тебе цветенье суждено.
(1916)



 Русь
Медведя на цепи водила,

Сама сидела на цепи

И в голову себе гвоздила

Одно проклятое: «Терпи!»

Гнила в пещерах и колодах,

Крутила мощи, в срубах жглась,

И род от рода, год от года

Терпела темноту и грязь.

Мечтая о небесном рае,

В смердящем ужилась гробу.

В бунтах бессмысленных сгорая,

Бояр носила на горбу.

Петлю затягивая туже,

Сама тащилась на убой

И бубенцом цветистых дужек

Бранилась с горькою судьбой.

А всё, что было молодого

И дерзкого - огонь мирской, -

В срамное всучивала слово,

Душила пьяною тоской.

О, ведь и я любил так слепо

Колоколов вечерний звон,

Монастыря седую крепость,

Черницы поясной поклон!

И ладан сказок несуразных,

И тлен непротивленья злу,

И пенье нищих безобразных,

И сон угодника в углу.

Как много сил дубовых прахом

Распалось, высохло в труху:

Довольно кланялись мы плахам,

Иконостасу и греху!

Пусть кровью мы сдираем ветошь,

Но мы сдерём её с себя!

В алмаз густеют искры света,

Стекляшку молоты дробят.

Пусть грузен труд, и взмахи грубы,

И в песнях славы слышен вой -

Живое ставит жизни срубы,

В могилу валит, что мертво.

В провалах страшного распада

Восстали вихри новых звёзд.

Ушедшая под землю падаль

Пророчит богатырский рост.

Раздвинуты границы мира,

Былое небылью ушло,

О, ведь и мне жилось так сиро, -

Теперь так буйно и светло!

1921

 Давид Бурлюк

 ВЕЧЕР В РОССИИ

Затуманил взоры
Свет ушел yгас
Струйные дозоры
Иглист скудный час
Зазвенели медью
 Седина-ковыль
Пахнет свежей снедью
Под копытом пыль
Затуманил взоры
И уходит прочь
Струйные дозоры
Нега сон и ночь
Прянул без оглядки
Все темно вокруг
Будто игры в прятки

1910

РОССИЯ

Перед этой гордою забавой,
Пред изможденностью земной
Предстанут громкою оравой.
Храм обратя во двор свиной.
Пред бесконечностью случайной,
Пред зарожденьем новых слов -
Цветут зарей необычайной
Хулители твоих основ.

Из книги "Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу" (1924)

 Владимир Маяковский

 России

Вот иду я,
заморский страус,
в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь,
в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина.
Глубже
в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина,
вижу -
выжжена южная жизнь.

Остров зноя.
В пальмы овазился.
"Эй,
дорогу!"
Выдумку мнут.
И опять
до другого оазиса
вью следы песками минут.

Иные жмутся -
уйти б,
не кусается ль?-
Иные изогнуты в низкую лесть.
"Мама,
а мама,
несет он яйца?"-
" Не знаю, душечка,
Должен бы несть".

Ржут этажия.
Улицы пялятся.
Обдают водой холода.
Весь истыканный в дымы и в пальцы,
переваливаю года.
Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей.

Георгий Иванов

РУССКАЯ КРАСОТА

     Давно, от первых дней творенья,
     От первой радости мечте,
     Слагают сладкие моленья
     Святые гимны красоте.

     И ассирийские драконы,
     И пирамиды над песком,
     И храмов греческих колонны
     Рассказывают об одном.

     О, красота! Как много славы
     На солнечном твоем пути.
     Краснеют розы, светят травы,
     Все хочет жить, дышать, цвести.

     И юга пышная порфира,
     И севера кристальный лед,
     Резец и кисть, и скальда лира
     Все -- о единственном поет.

     Я много видел стран волшебных,
     Любви, и песен, и вина.
     Душа источников целебных
     Живой водой напоена.

     Я видел рощи и аркады,
     И колыханье опахал.
     Тысячелетие прохлады
     В гробницах древности вдыхал.

     Я видел все, что пела лира,
     Весь пламень жизни золотой,
     Но блекнут все красоты мира
     Пред нашей русской красотой.

     Весной ли синей, робкой, зыбкой,
     Едва тепло вернется вновь,
     Едва блеснет полуулыбкой
     Сквозь сумрак утренний любовь,

     Когда огонь струится летний,
     В тумане осени немой...
     Всего пышней ж, всего заметней
     Ты буйной, вьюжною зимой.

     О, даль полей пушистых, ровных
     И белый, белый, тихий день.
     Псковских, рязанских, подмосковных
     Очарованье деревень.

     Лесов глухих, дорог почтовых
     Вся эта ширь, вся эта гладь.
     И бег коней, всегда готовых
     За край земли тебя умчать.

     Покой, ленивая отрада,
     И одинокие скиты,
     И гулких улиц Петрограда
     Прибой и, Медный Всадник, ты!

     Неизъяснимая загадка,
     Очарованье бытия...
     О, русская краса -- как сладко
     Любить и знать, что ты моя!

     И знать, что все красоты мира
     Должны, как перед солнцем медь,
     Как перед гласом Бога -- лира,
     Перед тобою побледнеть.

     <1916>

x x x

Россия счастие. Россия свет.
А, может быть, России вовсе нет.

И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал,

И нет ни Петербурга, ни Кремля -
Одни снега, снега, поля, поля...

Снега, снега, снега... А ночь долга,
И не растают никогда снега.

Снега, снега, снега... А ночь темна,
И никогда не кончится она.

Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия — только страх.

Веревка, пуля, ледяная тьма
И музыка, сводящая с ума.

Веревка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет.

Зинаида Гиппиус

- Нет!

Она не погибнет - знайте!

Она не погибнет, Россия.

Они всколосятся,- верьте!

Поля ее золотые.

И мы не погибнем - верьте!

Но что нам наше спасенье:

Россия спасется,- знайте!

И близко её воскресенье.


ФИЛАРЕТ ЧЕРНОВ

РОССИЯ

Убили Мать мою, убили,
За что убили Мать мою?!
Лежит в крови, в дорожной пыли,
В родных степях, в родном краю.

Высоко коршуны над нею,
А ниже воронье кричит,
И я рыдать над ней не смею,
Как мне сыновий долг велит.

И подойти я к ней не в силах —
Я сам упал, лежу в пыли,
Лишь ветер на родных могилах
Туманом плачет из дали.

Зачем печальным тихим звоном
Еще монастыри звенят,
Зачем с последним горьким стоном
Готовят горестный обряд?

Быть может, рано, рано, рано!
Быть может, мертвая жива!
Быть может, с горького бурьяна
Ее доносятся слова?!

О, развяжите мои руки!
Я встать хочу, хочу пойти!
Пойти на зов, на крест, на муки
И мертвую хочу спасти!

Убили Мать мою, убили,
За что убили Мать мою?!
Лежит в крови, в дорожной пыли,
В родных степях, в родном краю.

1918

Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой,
И холодныя ветры степныя
Панихиды поют над тобой.

Ни пути, ни следа по равнинам,
По сугробам безбрежных снегов.
Не добраться к родимым святыням,
Не услышать родных голосов.

Замела, замела, схоронила
Всё святое родное пурга.
Ты, - слепая жестокая сила,
Вы, - как смерть, неживые снега.

Замело тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой,
И холодныя ветры степныя
Панихиды поют над тобой.

1918

 Аделаида Герцык

Ты грустишь, что Руси не нужна ты,
Что неведом тебе ее путь?-
В этом сердце твое виновато:
Оно хочет забыть и уснуть.
Пусть запутана стезя!
Спать нельзя! Забыть нельзя!
Пусть дремуч и темен лес -
Не заслонит он небес!
Выходи поутру за околицу,
Позабудь о себе и смотри,
Как деревья и травы молятся,
Ожидая восхода зари.
Нам дано быть предутренней стражей,
Чтобы дух наш, и светел, и строг,
От наитий и ярости вражей
Охранял заалевший восток.

1921 Судак

Саша Черный

Прокуроров было слишком много! ...

1923
Прокуроров было слишком много!
Кто грехов Твоих не осуждал?..
А теперь, когда темна дорога,
И гудит-ревет девятый вал,
О Тебе, волнуясь, вспоминаем,-
Это все, что здесь мы сберегли...
И встает былое светлым раем,
Словно детство в солнечной пыли...

Фёдор Сологуб

ГИМНЫ РОДИНЕ

1

О Русь! в тоске изнемогая,

Тебе слагаю гимны я.

Милее нет на свете края,

О родина моя!

Твоих равнин немые дали

Полны томительной печали,

Тоскою дышат небеса,

Среди болот, в бессильи хилом,

Цветком поникшим и унылым,

Восходит бледная краса.

Твои суровые просторы

Томят тоскующие взоры

И души, полные тоской.

Но и в отчаяньи есть сладость.

Тебе, отчизна, стон и радость,

И безнадежность, и покой.

Милее нет на свете края,

О Русь, о родина моя.

Тебе, в тоске изнемогая,

Слагаю гимны я.

2

Люблю я грусть твоих просторов,

Мой милый край, святая Русь.

Судьбы унылых приговоров

Я не боюсь и не стыжусь.

И все твои пути мне милы,

И пусть грозит безумный путь

И тьмой, и холодом могилы,

Я не хочу с него свернуть.

Не заклинаю духа злого,

И, как молитву наизусть,

Твержу всё те ж четыре слова:

«Какой простор! Какая грусть!»

3

Печалью, бессмертной печалью

Родимая дышит страна.

За далью, за синею далью

Земля весела и красна.

Свобода победы ликует

В чужой лучезарной дали,

Но русское сердце тоскует

Вдали от родимой земли.

В безумных, напрасных томленьях

Томясь, как заклятая тень,

Тоскует о скудных селеньях,

О дыме родных деревень.


Любовь Столица

Как строилась Русь

 В Киеве ясном и в пасмурном Суздале,
В холмной Москве и болотистом Питере,
Сжав топоры,
Внедряясь в боры,
Строили наши прародичи Русь.
Строили долго, с умом и без устали -
Ворогов выгнав и зверя повытуря,
Чащу паля,
Чапыжник валя,
Двигаясь дальше под пламень и хруст.
Били, меж делом, лисицу и соболя,
Дело же делали в лад, не в особицу -
Клали сосну
Бревно к бревну,
Крепко вгоняли в них гвоздь за гвоздём,
Глядь - табуны по порогам затопали,
Ульи поют, и смола уже топится.
Первые ржи
Сияют в глуши.
Пахнет в ней хлебом и дымом - жильём.
Встретятся с мерею, с чудью, с ордынцами, -
Бьются бывало, иль мудро хоронятся.
Взор - вдалеке. Своё - в кулаке.
Идут или ждут - усмехаются в ус.
И зацвели городки за детинцами -
Вышки, избушки, соборы и звонницы
В пёстром письме,
В резной бахроме,
В светлых трезвонях...
Так строилась Русь.
Видно, вернулась пора Иоаннова.
Видно, сбирать и отстраивать сызнова
Гвоздь за гвоздём
Нам, русским, свой дом!
Дружно ж, как пращуры, срубим его!
Срубим из древа святого, думяного,
Не из соснового - из кипарисного
И завершим Крестом огневым,
Миру вестящим Христа торжество.

 Владимир Набоков

Россия


      Не все ли равно мне, рабой ли, наемницей
      иль просто безумной тебя назовут?
      Ты светишь... Взгляну -- и мне счастие вспомнится.
      Да, эти лучи не зайдут.

      Ты в страсти моей и в страданьях торжественных,
      и в женском медлительном взгляде была.
      В полях озаренных, холодных и девственных,
      цветком голубым ты цвела.

      Ты осень водила по рощам заплаканным,
      весной целовала ресницы мои.
      Ты в душных церквах повторяла за дьяконом
      слепые слова ектеньи.

      Ты летом за нивой звенела зарницами,
      в день зимний я в инее видел твой лик.
      Ты ночью склонялась со мной над страницами
      властительных, песенных книг.

      Была ты и будешь. Таинственно создан я
      из блеска и дымки твоих облаков.
      Когда надо мною ночь плещется звездная,
      я слышу твой реющий зов.

      Ты -- в сердце, Россия. Ты -- цепь и подножие,
      ты -- в ропоте крови, в смятенье мечты.
      И мне ли плутать в этот век бездорожия?
      Мне светишь по-прежнему ты.

      5 марта 1919, Крым



 РОДИНА

Бессмертное счастие наше
Россией зовется в веках.
Мы края не видели краше,
 а были во многих краях.
Но где бы стезя ни бежала,
нам русская снилась земля.
Изгнание, где твое жало,
чужбина, где сила твоя?

Мы знаем молитвы такие,
что сердцу легко по ночам;
и гордые музы России
незримо сопутствуют нам.
Спасибо дремучему шуму
лесов на равнинах родных,
за ими внушенную думу,
за каждую песню о них.
Наш дом на чужбине случайной,
где мирен изгнанника сон,
как ветром, как морем, как тайной,
Россией всегда окружен.

1927

К России

Отвяжись, я тебя умоляю!
Вечер страшен, гул жизни затих.
Я беспомощен. Я умираю
от слепых наплываний твоих.
Тот, кто вольно отчизну покинул,
волен выть на вершинах о ней,
но теперь я спустился в долину,
и теперь приближаться не смей.
Навсегда я готов затаиться
и без имени жить. Я готов,
чтоб с тобой и во снах не сходиться,
отказаться от всяческих снов;
обескровить себя, искалечить,
не касаться любимейших книг,
променять на любое наречье
все, что есть у меня,- мой язык.
Но зато, о Россия, сквозь слезы,
сквозь траву двух несмежных могил,
сквозь дрожащие пятна березы,
сквозь все то, чем я смолоду жил,
дорогими слепыми глазами
не смотри на меня, пожалей,
не ищи в этой угольной яме,
не нащупывай жизни моей!
Ибо годы прошли и столетья,
и за горе, за муку, за стыд,
- поздно, поздно!- никто не ответит,
и душа никому не простит
1939

Ирина Кнорринг

Россия

Россия — плетень да крапива,
Ромашка и клевер душистый;
Над озером вечер сонливый,
Стволы тополей серебристых.
Россия — дрожащие тени.
И воздух прозрачный и ясный,
Шуршание листьев осенних,
Коричневых, желтых и красных.
Россия — гамаши и боты,
Гимназии светлое зданье.
Оснеженных улиц пролеты
И окон промерзших сверканье.
Россия — базары и цены,
У лавок — голодные люди,
Тревожные крики сирены,
Ревущие залпы орудий.
Россия — глубокие стоны
От пышных дворцов до подвалов,
Тревожные цепи вагонов
У душных и темных вокзалов.
Россия — тоска, разговоры
О барских усадьбах, салазках…
Россия — слова, из которых
Сплетаются милые сказки.
1924 
 
Николай Асеев

РОССИЯ ИЗДАЛИ

Три года гневалась весна,
три года грохотали пушки,
и вот - в России не узнать
пера и голоса кукушки.
Заводы весен, песен, дней,
отрите каменные слезы:
в России - вора голодней
земные груди гложет озимь.
Россия - лен, Россия - синь,
Россия - брошенный ребенок,
Россию, сердце, возноси
руками песен забубенных.
Теперь там зори поднял май,
теперь там груды черных пашен,
теперь там - голос подымай,
и мир другой тебе не страшен.
Теперь там мчатся ковыли,
и говор голубей развешан,
и ветер пену шевелит
восторгом взмыленных черешен.
Заводы, слушайте меня -
готовьте пламенные косы:
в России всходят зеленя 
и бредят бременем покоса!
1920

 Сергей Есенин

РУСИ

Тебе одной плету венок,
Цветами сыплю стежку серую.
О Русь, покойный уголок,
Тебя люблю, тебе и верую.
Гляжу в простор твоих полей,
Ты вся — далекая и близкая.
Сродни мне посвист журавлей
И не чужда тропинка склизкая.
Цветет болотная купель,
Куга зовет к вечерне длительной,
И по кустам звенит капель
Росы холодной и целительной.
И хоть сгоняет твой туман
Поток ветров, крылато дующих,
Но вся ты — смирна и ливан
Волхвов, потайственно волхвующих.

‹1915›

 Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты — в ризах образа...
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

1914

Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Под гармоники желтую грусть.
Проклинают свои неудачи,
Вспоминают московскую Русь.

И я сам, опустясь головою,
Заливаю глаза вином,
Чтоб не видеть в лицо роковое,
Чтоб подумать хоть миг об ином.

Что-то всеми навек утрачено.
Май мой синий! Июнь голубой!
Не с того ль так чадит мертвячиной
Над пропащею этой гульбой.

Ах, сегодня так весело россам,
Самогонного спирта — река.
Гармонист с провалившимся носом
Им про Волгу поет и про Чека.

Что-то злое во взорах безумных,
Непокорное в громких речах.
Жалко им тех дурашливых, юных,
Что сгубили свою жизнь сгоряча.

Жалко им, что октябрь суровый
Обманул их в своей пурге.
И уж удалью точится новой
Крепко спрятанный нож в сапоге.

Где ж вы те, что ушли далече?
Ярко ль светят вам наши лучи?
Гармонист спиртом сифилис лечит,
Что в киргизских степях получил.

Нет! таких не подмять, не рассеять!
Бесшабашность им гнилью дана.

Ты, Рассея моя... Рас...сея...
Азиатская сторона!
<1922>

РУСЬ СОВЕТСКАЯ

А.Сахарову

Тот ураган прошел. Нас мало уцелело.
На перекличке дружбы многих нет.
Я вновь вернулся в край осиротелый,
В котором не был восемь лет.

Кого позвать мне? С кем мне поделиться
 Той грустной радостью, что я остался жив?
Здесь даже мельница — бревенчатая птица
С крылом единственным — стоит, глаза смежив.

Я никому здесь не знаком,
А те, что помнили, давно забыли.
И там, где был когда-то отчий дом,
Теперь лежит зола да слой дорожной пыли.

А жизнь кипит. Вокруг меня снуют
И старые и молодые лица.
Но некому мне шляпой поклониться,
Ни в чьих глазах не нахожу приют.

И в голове моей проходят роем думы:
Что родина?
Ужели это сны?
Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
Бог весть с какой далекой стороны.

И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.

Но голос мысли сердцу говорит: «
Опомнись! Чем же ты обижен?
Ведь это только новый свет горит

Другого поколения у хижин.

Уже ты стал немного отцветать,
Другие юноши поют другие песни.
Они, пожалуй, будут интересней —
Уж не село, а вся земля им мать».

Ах, родина, какой я стал смешной!
На щеки впалые летит сухой румянец.
Язык сограждан стал мне как чужой,
В своей стране я словно иностранец.

Вот вижу я:
Воскресные сельчане
У волости, как в церковь, собрались.
Корявыми немытыми речами
Они свою обсуживают «жись».

Уж вечер. Жидкой позолотой
Закат обрызгал серые поля.
И ноги босые, как телки под ворота,
Уткнули по канавам тополя.

Хромой красноармеец с ликом сонным,
В воспоминаниях морщиня лоб,
Рассказывает важно о Буденном,
 О том, как красные отбили Перекоп.

«Уж мы его — и этак и раз-этак,—
Буржуя энтого... которого... в Крыму...»
И клены морщатся ушами длинных веток,
И бабы охают в немую полутьму.

С горы идет крестьянский комсомол,
И под гармонику, наяривая рьяно,
Поют агитки Бедного Демьяна,
Веселым криком оглашая дол.

Вот так страна! Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Ну что ж! Прости, родной приют.
Чем сослужил тебе — и тем уж я доволен.
Пускай меня сегодня не поют —
Я пел тогда, когда был край мой болен.

Приемлю все, Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам,
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.

Я не отдам ее в чужие руки,—
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне.

Цветите, юные, и здоровейте телом!
У вас иная жизнь. У вас другой напев.
А я пойду один к неведомым пределам,
Душой бунтующей навеки присмирев.

Но и тогда,
Когда на всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть,—
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь». 
1924

София Парнок

О тебе, о себе, о России

О тебе, о себе, о России
И о тех тоска моя,
Кто кровью своей оросили
Тишайшие эти поля.
Да, мой друг! В бредовые, в эти
Обеспамятовавшие дни
Не избранники только одни, —
Мы все перед ней в ответе.
Матерям — в отместку войне,
Или в чаяньи новой бойни,
В любви безуметь вдвойне
И рожать для родины двойней.

А нам — искупать грехи
Празднословья. Держать на засове
Лукавую Музу. Стихи
Писать не за страх, а за совесть.
1926

Нина Хабиас

 О, Россия, что же делать
В этой клетке для желтых зверей,
На цепь посажено тело
И камень тяжелый на шее.
Все запутали в этом Содоме,
О, хлебное слово и пост,
Верго-Трувор, Синеус и Рюрик
Принесут полотно и пояс.

1927

Елизавета Кузьмина-Караваева

 Присмотришься - и сердце узнает,

Кто Ветхого, кто Нового Завета,

Кто в бытии, и кто вступил в исход,

И кто уже созрел в Господне лето.

Последних строк грядущие дела

Стоят под знаком женщины родящей,

Жены с крылами горного орла,

В пустыню мира Сына уносящей.

О, чую шелест этих дивных крыл

Над родиной, над снеговой равниной.

В снегах нетающих Рожденный был

Спасен крылами Женщины орлиной.




    И в эту лямку радостно впрягусь, —
    Желай лишь, сердце, тяжести и боли.
    Хмельная, нищая, святая Русь,
    С тобою я средь пьяниц и средь голи.

    О, Господи, Тебе даю обет, —
    Я о себе не помолюсь вовеки, —
    Молюсь Тебе, чтоб воссиял Твой свет
    В унылом этом, пьяном человеке.

    В безумце этом или в чудаке,
    В том, что в одежде драной и рабочей,
    Иль в том, что учится на чердаке
    Или еще о гибели пророчит.

    Европы фабрики и города,
    Европы фермы, шахты и заводы, —
    Их обрести Господь привел сюда
    Необретаемой свободы.

    И средь полей и городов молюсь
    За тех, кто в этой жизни вечно голы, —
    Хмельную, нищую, святую Русь
    Ты помяни у Твоего престола!

    Ницца, 1931 г.

   
         *     *
    *

    Нашу русскую затерянность
    Все равно не потерять.
    Господи, дай мне уверенность,
    Что целебна благодать.

    Задержалась я у проруби,
    У смертельной у воды, —
    Только вижу — крылья Голубя
    Серебристы и седы.

    И бездонное убожество
    Осеняет Параклет,
    Шлет он ангельское множество,
    Льет холодный горний свет.

    Други, воинство крылатое,
    За потерянный народ
    С князем тьмы над бездной ратуя,
    Будьте крепкий нам оплот.

    Гренобль.


Вера Инбер

Все вмещает: полосы ржаные,

Горы, воды, ветры, облака -

На земной поверхности Россия

Занимает пол-материка.

Четверть суток гонит свет вечерний

Солнце, с ней расстаться не спеша,

Замыкает в круг своих губерний

От киргизских орд до латыша.

Близкие и дальние соседи

Знали, как скрипят ее возы.

Было все: от платины до меди,

Было все: от кедра до лозы.

Долгий век и рвала и метала,

Распирала обручи границ,

Как тигрица логово, - меняла

Местоположение столиц.

И мечась от Крыма до Китая

В лапищах двуглавого орла,

Желтого царева горностая

Чортовы хвосты разорвала.

И летит теперь нага под небом,

Дважды опаленная грозой,

Бедная и золотом, и хлебом,

Бедная и кедром, и лозой,

Но полна значения иного,

Претерпевши некий страшный суд.

И настанет час - Россию снова

Первою из первых нарекут.

1921

НА МОТИВ НАРОДНОЙ ПЕСНИ
Всю-то я вселенную проехал,
Любовался блеском всех светил.

Мне и тучи были не помехой,
Мне и гром препятствий не чинил.

Молния однажды между пальцев
У меня скользнула невзначай.

И кометы, вечные скитальцы,
Мне кричали: «Здравствуй и прощай!»

Я гостил у радуги под кровом,
Подходил я к солнца рубежам.

Видел я, как в облаке пуховом
Месяц новорожденный лежал.

Из конца в конец, по звездным вехам,
Даже Млечный путь я обошел...

Всю-то я вселенную проехал,
Но второй России не нашел.

1924



Владимир Луговской

ДОРОГА

Дорога идет от широких мечей,

От сечи и плена Игорева,

От белых ночей, Малютиных палачей,

От этой тоски невыговоренной;

От белых поповен в поповском саду,

От смертного духа морозного,

От синих чертей, шевелящих в аду

Царя Иоанна Грозного;

От башен, запоров, и рвов, и кремлей,

От лика рублевской троицы.

И нет еще стран на зеленой земле,

Где мог бы я сыном пристроиться.

И глухо стучащее сердце мое

С рожденья в рабы ей продано.

Мне страшно назвать даже имя ее —

Свирепое имя родины.
1926

Анатолий Жураковский

Россия, моя Россия,
Страна несказанных мук,
Целую язвы страстные
Твоих пригвождённых рук.

Ведь в эти руки когда-то
Ты приняла Христа,
А теперь сама распята
На высоте того Креста…

Впереди я вижу своды
Всё тех же тюремных стен,
Одиночку, разлуки годы
И суровый лагерный плен.

Но я всё, что принимаю
И святыням твоим отдаю,
До конца, до самого края,
Всю жизнь и душу мою.

Много нас, подними свои взоры,
Погляди, родная окрест:
Мы идём от твоих просторов,
Поднимаем твой тяжкий крест.

Мы пришли с тобой на распятье
Разделить твой последний час,
О, раскрой же свои объятья
И прости и прими всех нас.
1932. Свирьлаг

Антонин Ладинский


Мечтатель, представь себе нефтепроводы,
Лет аэропланов и бремя трудов,
Дым топок, вокзалов и труб, пароходы
И бархатный глас пароходных гудков.
Представь себе грузы, системы каналов.
Движенье атлантов до самой Москвы,
Пакгаузы фруктов, теплицы вокзалов,
Вулканы пшеницы, амбарные рвы.
Грохочут экспрессы средь тундр и сияний,
Трубят ледоколы в торжественный рог.
Жизнь — график прекрасных стенных расписаний,
А рейсы — Архангельск и Владивосток.
Ты будешь такой — Вавилоном, Пальмирой Иль Римом!
Хотим мы того или нет.
Ты будешь прославлена музыкой, лирой,
Но будешь ли раем? Мужайся, поэт!
Ведь, может быть, в час торжества и обилия света,
Под музыку гимнов, органов, свирелей, псалмов,
Никто даже и не посмотрит на гибель поэта
В кромешных пучинах, в геенне кипящих валов.
1936

Георгий Гранин

РОССИЯ
А вдруг и — вправду была Россия,
Россия: пламя, вихрь, огонь!
Обожженных степей парусина,
Табунов длинногривых разгон?
А вдруг и тлел в сумасшедшем утре
Пригреваемый пласт реки?
Полыни горьковатые кудри?
Ошарашенных ветл парики?
А — вдруг и было золото звонов,
Когда колыхалась рожь.
Тайга Сибири, Байкал бездонный
И вправду был чудно хорош?
А если были и впрямь озера,
Реки, что краше в свете нет,
Моря, березы, опушки бора,
Заплетенные в лунный свет?
А — вдруг и правда были черешни,
Журавлей треугольный лет.
Песни. Бурливо стронутый вешний
Бултыхающий звонко лед?
А — вдруг?.. Нет. Молчи, молчи. Не надо.
Ты слышишь — так не может быть.
Почему же тогда мои серенады
Печали — не кличи борьбы?
Почему же тогда, словно моллюска,
Я ношу заклепанный шлем?
Отчего тогда о жизни русской
Не пишу великих поэм?
Но если вправду была Россия
В пшенице, во ржи и в овсе,
Ведь тогда ж мы семья, мы — родные —
Родные — ты слышишь ли — все!


 Илья Сельвинский

РОССИИ

Взлетел расщепленный вагон!
Пожары… Беженцы босые…
И снова по уши в огонь
мы с тобой, Россия.

Опять судьба из боя в бой
Дымком затянется, как тайна,
Но в час большого испытанья
Мне крикнуть хочется: «Я твой!»
Я твой. Я вижу сны твои,
Я жизнью за тебя а ответе!
Твоя волна в моей крови,
В моей груди не твой ли ветер?
Гордясь тобой или скорбя,
Полуседой, но с чувством ранним,
Люблю тебя, люблю тебя
Всем пламенем и всем дыханьем.
Люблю, Россия, твой пейзаж:
Твои курганы печенежьи,
Стамухи белых побережий,
Оранжевый на синем пляж,
Красивый мех лесной зари,
Олений бой, тюленьи игры,
И в кедраче на Уссури
Шаманскую личину тигра.
Люблю, Россия, птиц твоих:
Военный строй в гусином стане,
Под небом сокола стоянье
В размахе крыльев боевых,
И писк луня среди жнивья
В очарованье лунной ночи,
И на невероятной ноте
Самоубийство соловья.
Ну, а красавицы твои?
А женщины твои, Россия?
Какая песня в них взрастила
Самозабвение любви?
О, их любовь не полубыт:
Всегда событье! Вечна мета!
Россия… За одно за это
Тебя нельзя не полюбить.
Люблю стихию наших масс?
Крестьянство с философской хваткой,
Станину нашего порядка -
Передовой рабочий класс,
И выношенною в бою
Интеллигенцию мою -
Всё общество, где мир впервые
Решил вопросы вековые.
Люблю великий наш простор,
Что отражён не только в поле,
Но в революционной воле
Себя по-русски распростёр:
От декабриста в эполетах
До коммуниста Октября
Россия значилась в поэтах,
Планету заново творя.
И стал вождём огромный край
От Колымы и до Непрядвы…
Так пусть галдит над нами грай
Черня привычною неправдой.
Но мы мостим прямую гать
Через всемирную трясину,
И ныне воспринять Россию, -
Не человечество принять ?

Какие ж трусы и враги
О нашей гибели судачат?
Убить Россию – это значит
Отнять надежду у Земли.
В удушье денежного века,
Где низость смотрит с высока,
Мы окрыляем человека,
Открыв грядущие века.
1942г. – Действующая армия

 Дмитрий Кедрин
КРАСОТА

Эти гордые лбы винчианских мадонн

Я встречал не однажды у русских крестьянок,

У рязанских молодок, согбенных трудом,

На току молотивших снопы спозаранок.

 У вихрастых мальчишек, что ловят грачей

И несут в рукаве полушубка отцова,

Я видал эти синие звезды очей,

Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.

С большака перешли на отрезок холста

Бурлаков этих репинских ноги босые...

Я теперь понимаю, что вся красота -

Только луч того солнца, чье имя- Россия!

5 сентября 1942

Михаил Исаковский

СЛОВО О РОССИИ

1944
Советская Россия,
Родная наша мать!
высоким словом
Мне подвиг твой назвать?
Какой великой славой
Венчать твои дела?
Какой измерить мерой -
Что ты перенесла?
В годину испытаний,
В боях с ордой громил,
Спасла ты, заслонила
От гибели весь мир.
Ты шла в огонь и в воду,
В стальной кромешный ад,
Ложилася под танки
Со связками гранат;
В горящем самолете
Бросалась с облаков
На пыльные дороги,
На головы врагов;
Наваливалась грудью
На вражий пулемет,
Чтобы твои солдаты
Могли идти вперед...
Тебя морили мором
И жгли тебя огнем,
Землею засыпали
На кладбище живьем;
Тебя травили газом,
Вздымали на ножах,
Гвоздями прибивали
В немецких блиндажах...
Скажи, а сколько ж, сколько
Ты не спала ночей
В полях, в цехах, в забоях,
У доменных печей?
По твоему призыву
Работал стар и мал:
Ты сеяла, и жала,
И плавила металл;
Леса валила наземь,
Сдвигала горы с мест,-
Сурово и достойно
Несла свой тяжкий крест...
Ты все перетерпела,
Познала все сполна.
Поднять такую тяжесть
Могла лишь ты одна!
И, в бой благословляя
Своих богатырей,
Ты знала - будет праздник
На улице твоей!..
И он пришел! Победа
Твоя недалека:
За Тисой, за Дунаем
Твои идут войска;
Твое пылает знамя
Над склонами Карпат,
На Висле под Варшавой
Твои костры горят;
Твои грохочут пушки
Над прусскою землей,
Огни твоих салютов
Всплывают над Москвой...
Скажи, какой же славой
Венчать твои дела?
Какой измерить мерой
Тот путь, что ты прошла?
Никто в таком величье
Вовеки не вставал.
 Ты - выше всякой славы,
Достойней всех похвал!
И все народы мира,
Что с нами шли в борьбе,
Поклоном благодарным
Поклонятся тебе;
Поклонятся всем сердцем
За все твои дела,
За подвиг твой бессмертный,
За все, что ты снесла;
За то, что жизнь и правду
Сумела отстоять,
Советская Россия,
Родная наша мать!

Александр Прокофьев.
Россия

( Вступление к поэме)

Сколько звезд голубых, сколько синих,
Сколько ливней прошло, сколько гроз.
Соловьиное горло — Россия,
Белоногие пущи берез.

Да широкая русская песня,
Вдруг с каких-то дорожек и троп
Сразу брызнувшая в поднебесье
По-родному, по-русски — взахлеб;

Да какой-нибудь старый шалашик,
Да задумчивой ивы печаль,
Да родимые матери наши,
С-под ладони глядевшие вдаль;

Да простор вековечный, огромный,
Да гармоник размах шире плеч,
Да вагранки, да краны, да домны,
Да певучая русская речь!

Каждый день был по-своему громок,
Нам войти в эти дни довелось.
Сколько ливенок, дудочек, хромок
Над твоими лугами лилось!

Ты вовек не замолкнешь, родная,
Не померкнут веснянки твои,
Коль сейчас по переднему краю
Неумолчно свистят соловьи!

Все равно на тропинках знакомых
И сейчас, у любого крыльца,
Бело-белая пена черемух
Льется, льется — и нет ей конца!

1943 – 1944

Евгений Долматовский

Осень

В России багряная осень,
Прозрачная синь, листопад,
И ветер туда не доносит
Тяжелых орудий раскат.
Печальные наши подруги
К семи затемняют окно.
Четвертую осень в разлуке
Им верить и ждать суждено.
Но время счастливое близко:
Там ветер недаром кружил —
Багряный листок, как записку,
На каждый порог положил.
Он будет приметою доброй.
Ведь здесь, сред нерусских равнин,
Подруги и родины образ
Сливаются в образ один.
Тоска наполняет нас силой,
И мы ненаглядным своим,
Тоскуя о родине милой,
Сквозь тысячу верст говорим:
Скучайте о ваших солдатах,
Ушедших с советской земли,
О тех, кто сегодня в Карпатах,
О тех, кто в балканской дали,
О тех, кто в варшавских предместьях...
Пусть слышит родная страна
Под полночь в «последних известьях»
Чужих городов имена.
А мы, зарядив автоматы
И снова припомнив свой дом,
За Вислу, за Сан, за Карпаты
Всё дальше и дальше пойдём.

Вокруг перелески чужие,
Осенних полей красота,
А в сердце — Россия, Россия,
Любовь, и судьба, и мечта.

Действующая армия. 16 ноября 1944 года, "Правда", СССР*

Арсений Тарковский.

 Кони ржут за Сулою...
Слово о полку Игореве

Русь моя, Россия, дом, земля и матерь!
Ты для новобрачного — свадебная скатерть,
Для младенца — колыбель, для юного — хмель,
Для скитальца — посох, пристань и постель,
Для пахаря — поле, для рыбаря — море,
Для друга — надежда, для недруга — горе,
Для кормщика — парус, для воина — меч,
Для книжника — книга, для пророка — речь,
Для молотобойца — молот и сила,
Для живых — отцовский кров, для мертвых — могила.
Для сердца сыновьего — негасимый свет.
Нет тебя прекрасней и желанней нет.
Разве даром уголь твоего глагола
Рдяным жаром вспыхнул под пятой монгола?
Разве горький Игорь, смертью смерть поправ,
Твой не красил кровью бебряный рукав?
Разве киноварный плащ с плеча Рублева
На ветру широком не полощет снова?
— душе дыханье, руке — рукоять.
Хоть бы в пропасть кинуться — тебя отстоять.

Александр Вертинский

Пред ликом Родины

Мне в этой жизни очень мало надо,
И те года, что мне осталось жить,
Я бы хотел задумчивой лампадой
Пред ликом Родины торжественно светить.

Пусть огонёк мой еле освещает
Её лицо бессмертной красоты,
Но он горит, он радостно сияет
И в мировую ночь свой бледный луч роняет,
Смягчая нежно строгие черты.

О Родина моя, в своей простой шинели,
В пудовых сапогах, сынов своих любя,
Ты поднялась сквозь бури и метели,
Спасая мир, не веривший в тебя.

И ты спасла их. На века. Навеки.
С Востока хлынул свет! Опять идут к звезде
Замученные горем человеки,
Опять в слезах поклонятся тебе!

И будет мне великою наградой
И радостно и драгоценно знать,
Что в эти дни тишайшею лампадой
Я мог пред ликом Родины сиять.

1946, Москва

Отчизна

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнить волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
А. С. Пушкин

Я прожил жизнь в скитаниях без сроку,
Но и теперь ещё сквозь грохот дней
Я слышу глас, я слышу глас пророка:
«Восстань! Исполнись волею моей!»

И я встаю. Бреду, слепой от вьюги,
Дрожу в просторах Родины моей,
Ещё пытаясь в творческой потуге
Уже не жечь, а греть сердца людей.

Но заметают звонкие метели
Мои следы, ведущие в мечту,
И гибнут песни, не достигнув цели,
Как птицы замерзая на лету.

Россия, Родина, страна родная!
Ужели мне навеки суждено
В твоих снегах брести изнемогая,
Бросая в снег ненужное зерно?

Ну что ж… Прими мой бедный дар, Отчизна!
Но, раскрывая щедрую ладонь,
Я знаю, что в мартенах коммунизма
Всё переплавит в сталь святой огонь.

Декабрь 1950, Сахалин