Старый каменный дом на окраине Минска.
А по саду у дома гуляет тропка.
Старый пес во дворе. Перед псом — миска.
Человек наливает в нее похлебку.
Пес глядит на него благодарным глазом.
По тургеневским всхлипам внутри гуденья
понимаешь, как мимолетен разум
и насколько зыбки его пределы.
По утрам у Новинок текло из носа,
а они врачам целовали руки.
И брались они за суму и посох
лопотать дороге христовы муки.
А собьются с дороги — так их, заблудших,
находили в Вилейке. Куда им деться -
лоскутам сознания, сонным душам,
что вернее собачьих и легче детских.
В сорок первом в Новинки явился немец,
постоял, посмотрел, пожевал губами.
Приказал подогнать, а зачем — невесть,
грузовик под самые окна бани.
А кого выхлопной не замучил кашель,
тех согнали в погреб, где тол и порох.
И такая там заварилась каша,
что лохмотья повисли на всех заборах.
Затрясло округу, как грудь в ознобе.
Взвыли ангелы чертом, зажатым в клещи.
У машины брезгливо морщился Нёбе,
вытирая слизь с лакированной вещи.
И когда в парадном своем покрое
дружно пышет страна фронтовым окурком
и встает история, вся в героях,
я иду поклониться моим придуркам.