Новогодие – не Рождество.
Тем не менее,
есть какой-то свет от него,
настроенческий, вечный свет.
Оживают прошлого привидения,
Голова предпраздничной дребеденью и
упованиями забита. Опять же снег,
ну, в теории, если б он был,
был обязан радовать,
наряду с огоньками, ёлками, мишурой.
В общем, всем – по серьгам:
предвкушения – сердцу, прогнозы – разуму,
обонянье бодрится оранжевой кожурой…
Можно мрачно бурчать: «Опять!», -
а можно начать расковыривыривать
в глубине себя полудетский,
забытый почти восторг,
панибратски звать пожилых колдунов по имени,
поедать оливье и торт, -
можно так и эдак,
дело-то ведь не в том,
а в… ну, как бы сказать…
в ощущении перекресточности,
неприкаянности,
что пленяет этих, а тех страшит.
От него пугливо ноют старые косточки,
молодые проверок на прочность ждут.
Для души
тут тем более масса развилок и нерешённостей.
Я б назвал их загадками, но уже староват.
Вот мы и прислушиваемся к чудящемуся шёпоту,
чтоб неправильный выбор потом на него спихнуть -
мол, не я виноват.
Впрочем, есть и такие,
которым любые знамЕния,
хоть ты носом ткни – не видны;
а есть те, кто всё ж,
пусть и слышат веленья судьбы,
но тем несомненней им,
что судьбу в себя влюбишь,
лишь если силой возьмёшь.
Остальные ждут, что вдруг
небеса разверзнутся,
и инструкций, как жить, накидают -
аж некуда деть.
Словом, предновогодие -
школа смирения. Или – дерзости.
Как кому. Откуда глядеть.
Как и всякий день.