Потихоньку, помалу на свете я
был доволен синицей в руке.
Утонуло пятидесятилетие
моей жизни, что камень в реке.
Выдыхается дым белой хатою
и с незримою книгой один
я на лавке под жизни лампадою
посижу, пока есть керосин.
Хватануло мое поколение
квелость голода, холод войны.
Но теперь никакие лишения
закаленным сердцам не страшны.
Лет остаток – заначка закатная,
основное прошло, как во сне.
Не верну я долги неоплатные,
не вернут их, конечно, и мне.
И, пусть всё новой сменою схвачено,
зависть к барству в душе моей спит.
И, пусть не были мышцы накачаны,
не косил нас, как нынешних, СПИД.
Время новою злобою полито,
не вернут люди жадные долг.
Ведь не зря на их коже наколото:
“Человек человеку – волк “.
Тешусь малым, чужого не надо мне,
загостившимся пусть кажусь.
Пред дорогой, откуда возврата нет,
я на русский свой край оглянусь.
Нечестивцы из Ирода семени
нашу память кладут в черный гроб.
И не помнят они рода-племени,
говорят: “После нас хоть потоп“.
Над моей потешаются птицею:
“Так живущих нам истинно жаль“.
Но ведь кто-то доволен синицею,
чтоб кому-то достался журавль.
Растоплю я словами горячими
черствость душ, холоднее льдин.
Освещать души нам предназначено,
пока в лампе горит керосин.
- - -