Анриетта
(Возлюбленная Казановы,
соблазнившая соблазнителя)
1
Джакомо Казанова – имя
Для настоящих всех мужчин,
Из звёзд – негаснущее племя,
Имел в любви он высший чин.
Любитель прелестей у женщин,
Неутомимый в том герой,
Он с ними никогда не венчан,
Их больше, чем пчелиный рой.
Но лишь одна его сразила
На фоне всех его подруг,
Свою любовь в него вонзила,
Замкнув на время этот круг.
2 Кто он – Казанова?
Любовник он известный в мире,
Разбивший множество сердец,
Писатель, дипломат и шире,
Философ, в общем – молодец.
Известен он, как Казанова,
А в жизни – шевалье Сенгальт,
Снискавший женского он крова,
Имел по жизни в том талант.
Он даже не был и красавцем,
Совсем был ростом невысок,
И внешность не давала шансов
«Пить женщинам подобный сок».
Рождали в женщине желанье
Горяще-страстные глаза,
К нему тянуло их вниманье
Бывало -- часто и слеза.
И даже с опытом особы
Теряли гордость, видя в нём,
Глаза «чарующие» кобры,
Чтоб сжечь тебя своим огнём.
От взгляда трудно оторваться,
Любых он женщин брал в свой плен,
Осталось только ей отдаться,
И будь, что будет, даже тлен.
3 Сердцеед с пелёнок
С его рожденья – много слухов,
Вот что гласит один из них,
Звучит правдиво и не глухо,
И, как вполне приличный стих.
Он – плод любовной долгой связи
Людей искусства прошлых лет,
Они в любви своей погрязли,
Оставив миру яркий след.
Она – актриса, он – директор,
Театр был всему виной,
И в этот жизненный их сектор
На свет явился сын родной.
Италия; в ней климат южный,
К красоткам проявляет пыл,
И эта жизненная каша
Втекла в его не детский тыл.
Так это было иль иначе,
Нам не известно до сих пор,
Но сын всегда был при удаче,
Какой бы ни был женский хор.
Сын с ранних лет в себе уверен,
Беседы светские он вёл,
Он явно был всегда намерен:
Галантность к дамам приобрёл.
Недетский интерес к подругам
Своей же тёте, как родной,
К его заманчивым потугам,
К актрисам местным – целый рой.
К синьорам зрелым и замужним,
Казалось, верными мужьям,
Но им Джакомо тоже нужен,
Хотя он им не по годам.
Любовный первый дерзкий опыт
Он приобрёл в двенадцать лет,
Не вызвал это опыт ропот,
О нём ещё не знал весь свет.
Уже с немолодой служанкой
Вступает в тайную с ней связь,
Хотя та связь была и жаркой,
Но жалкой: в ней он не завяз.
В шестнадцать всех своих годочках
Он – просто юный сердцеед,
Уже без лишних проволочек
У женщин оставлял свой след.
Он -- образован и галантен,
Он – романтичен, эрудит,
Изящен он и, хоть не статен,
Пленял всех женщин, как магнит.
Немало девушек наивных
Попало Казанове в сеть,
Особ постарше, даже видных
Заставил от любви он петь.
Ему Венеции уж мало,
Он не жениться дал зарок,
В Италии так тесно стало,
Свободен, но не одинок.
Он покоряет и Европу,
В ней много у него подруг,
И, как охотник, чуял тропу
Для любовных всех услуг.
И деревенские простушки,
Аристократок целый круг,
И монахини тоже душки,
Девицы для мужских услуг.
Актрисы и провинциалки,
Во всех вонзал он глаза меч;
К нему слетались, словно галки,
Лишь с ним в постель бы только лечь.
4 Ветреный повеса
Легко влюблялся в нужных женщин
И быстро, тут же, забывал,
Но, ни с одной из них не венчан
И с лёгкостью их покидал.
Он не считал свои все жертвы,
Их – тысяча наверняка,
Любви все ощутили перлы,
Был в сексе – вместо маяка.
Он не давал им обещанья
Своей пожизненной любви,
Свершая с ними расставанье,
Без всяких споров и мольбы.
Он колесил по всей Европе,
Бывал в столицах многих стран,
Но, ни к одной такой особе
Не воспылал, создать свой стан.
В Венецию свою родную
Он возвратился, наконец,
Где жизнь продолжил распутну;ю,
С тюрьмой пошёл он под венец.
Нашёл он новые занятья,
Не прекращая дел любви,
Алхимия с магией, как братья,
В них силы пробовал свои.
За что обви;нен в богохульстве,
За что и брошен был в тюрьму,
Наказан за свои он чувства,
Казалось, поделом ему.
Любовнику с известной славой
Сырой тюремный каземат,
Совсем пришёлся не по нраву,
Такой суровый райский сад.
Гостил в тюрьме он больше года,
Но, всё же, удалось бежать,
Ему в Венеции нет хода,
Пора родную покидать.
И покидать уже на веки,
Опять скитанье взяло в плен,
За ним плетутся все огрехи,
Хотя и нет родных там стен.
Без женщин жить уже не может,
Всем дарит женщинам любовь,
Но постоянство, всё же, гложет,
Играет дальше эту роль.
5 Девушка с печалью в глазах
Однажды прибыв вновь в Женеву,
Попал на званый здесь обед;
Увидел там чудесну(ю) деву,
Решил оставить ей свой след.
Она ж была на том приёме,
Конечно, вовсе не одна;
Лучистый взгляд в её истоме
Всегда направлен был в глаза.
На молодого офицера,
Красив и виден был собой;
В её глазах светилась вера,
Что он, конечно, будет мой.
Она была свежа, красива,
Во взгляде – тихая печаль;
Вся грустно выглядела дева,
Её Джакомо стало жаль.
Прекрасно выглядела пара,
Всеобщее вниманье – к ним;
Как стрелы, испускали чары,
Их вместе вид – неотразим.
Он уловил одну минутку,
Когда она была одна,
Набравшись хамства не на шутку,
К ней подкатился, как волна.
Своей излюбленной манерой
Дал театральный реверанс,
Свершил пред ней натурой смелой
И получил желанный шанс.
Своё назвала дева имя,
Была француженкой она;
Её, казалось, гложет бремя,
По жизни – вовсе не вольна.
В галантном с нею разговоре,
На встречу согласилась с ним,
Чтоб оказаться на просторе,
Возможно, друг был не любим.
Для Генриетты ночь с Джакомо
Сказалась просто роковой,
Хотя ей было всё знакомо,
Она – не властна над собой.
Всю ночь тянулось это счастье,
Попала дева просто в рай,
Они сплелись единой частью,
Всех чувств переполняя край.
Забыт красавец тот военный,
Клялась ему в своей любви,
Её отныне будет пленным,
Жить с ним намерена все дни.
Не раз пытался наш Джакомо
Предостеречь от пылких чувств,
В любви ей стало всё знакомо
И разговор сказался пуст.
Он сам с ней пленным оказался
Всепоглощающей любви,
Но как сам в этом ни старался,
Они расстаться не могли.
Они попали в плен друг к другу,
Любви их поглотила страсть;
Любил три месяца подругу,
Но в нём проснулась вновь напасть.
Он ради юной Анриетты
В Неаполь ездку отложил,
Но понял, с ней все песни спеты,
Весь срок исправно ей служил.
В свою подругу наш Джакомо
Влюбился только первый раз,
Любви же чувство не знакомо,
Настал и расставанья час.
Иссяк вдруг пыл у Казановы,
Последнее свиданье с ней
Явилось ей вполне суровым,
Померк и блеск её очей.
Он утешал свою подругу,
Просил прощенье у неё:
-- Я лишь даю Вам всем услугу,
Дарить усладу на житьё.
По жизни я – большой распутник,
Жена мне просто не нужна,
Всем женщинам всегда попутчик,
Когда есть в том моя нужда.
Такой по жизни мой обычай,
Меняю я своих подруг,
Когда представится мне случай,
Для оказания услуг.
Любовники расстались мирно,
Она – с разбитою душой,
А он – свободою обширной,
Продолжил жизни образ свой.
Она на родину вернулась,
Он в Англию продолжил путь,
Где жертва снова б улыбнулась,
Где вновь его раскрылась суть.
Любить недолго новых женщин
И, покоряя их сердца;
Ведь он, по-прежнему, не венчан,
Играя роль их душ ловца.
Писала письма, но не часто,
Не упрекнув его ни в чём,
Ему желая только счастья
На этом поприще своём.
Как бывшая любовь Джакомы,
Когда ж любовник заболел,
(Они же, всё таки, знакомы),
Он помощь от неё имел.
Она, прислав ему сиделку,
Его заботой окружив,
Любовную кончая сделку,
Чтоб он поправился и жил.
Сама в то время Анриетта
Жила совсем недалеко,
Но никакого «аппетита»,
(Его ведь навестить легко).
Увидеться не захотела,
Хотя и бывшая любовь,
Ей до него и нет уж дела,
Хотя смешала с ним и кровь.
6 И пожизненные
воспоминания
Годам к шестидесяти снова
Герой наш тот же Казанова,
Нашёл свой в Чехии приют,
Его подруги, верно, ждут.
Вальдштейну верно служит, графу,
Библиотекарь – у него;
В тиши, вдали, он тихой сапой,
Как отрешившись от всего;
Он философией занялся
И мемуары стал писать,
Как женщин света он касался,
Как мог их чем-то покорять.
Оставил нам в наследство книгу,
«История моей любви»;
В ней описал он всю интригу,
Со всеми дамами страны.
О несравненной Анриетте
Не пожалел он нежных слов,
Как сам в её попался сети,
Хороший был её улов.
О ней и трепетно, с любовью
Поведал с чувством доброты,
И даже с некоторой болью
Без всякой пошлой остроты.
С другими был он откровенен,
Раскрыт подробнейший интим,
Рассказ о них совсем не беден,
Чтоб опыт передать другим.
«Она такая Анриетта,
Заполнит все мгновенья дня,
Средь женщин, словно лучик света,
Пленила надолго меня».
За года два, к концу столетья
Скончался наш великий муж;
Но имя – символ поколенья,
Пленял кто много женских душ.