Белым, белым – и заянварело,
А наутро взлютовала стужа.
Я из тех, кому зима велела
Носа не высовывать наружу:
Там февралевые гибкие метели,
Оплетут, запеленают тело,
Я из тех, кто слаб, и не посмеет
Из беды выпутываться смело.
Но ударит в наковальню небосвода
Звонкий март — и ослабеют путы!
Эти мартовские запахи свободы,
Эти мартовские ветреные губы!
Я пьяна, окрылена! Пусть жизни проза
Со своим несбыточным покоем
Плачется морщинистой берёзой
Да грозит старушечьей клюкою.
Будет мне жестокое апрелье
После сладких вишен в шоколаде!
Я сижу у мая на коленях,
Лепестаю старые тетради...
Но не будем! Вот давай не будем
Вспоминать забытые утехи,
Чётко, будто голову на блюде,
Вижу я в стихах одни огрехи.
Старым им вовек лежать на полках,
Да и в новых тлен и неизбежность,
И моя взъерошенная чёлка,
И моя взъиюненная нежность
Не спасут их от несовершенства.
Потому, мечты на ноль умножа,
Я и эту толику блаженства
Заиюлю, то есть – подытожу.
Вырвутся, взовьются, как живые,
Выброшены в форточку трамвая,
На асфальт, как листья золотые
Августейшим прахом облетая...
Вот и всё. Уже почти двенадцать.
Сентябриный хохот жёлт и жуток.
Если я смогу с ним рассмеяться –
Доживу до следующих суток,
До разнузданных осенних улиц,
До разоктябрённой непогоды...
Я теперь для них примерный узник,
Более не алчущий свободы.
Так вот, натопив пожарче печку,
Вечно бы смотрела из окна я,
Как на ледяном ветру беспечно
Ноябриных птах метались стаи,
Становились льдом живые реки
И неузнаваемыми – лица...
Не надеть ли под уют мохера
Декабристый холод власяницы
И захлопнуть серую раскраску,
Поправляя уголок невольно,
И пойти искать другую сказку,
Где не будет холодно и больно?
Где малыш стоит, совсем раздетый,
И смеётся, а с его ладошки
Бесшабашно-весело, по-детски
Ноябришки схватывают крошки.
19.12.2017.