Кай приходит к ее чертогу, бородат и темноволос.
Говорит, что ему дорогу указал одичавший лось.
Наши судьбы, мол, ты же видишь, крепко-накрепко сплетены.
Королева кивает свите, и глаза ее ледяны.
Кай шагает, не замечая троллей, гномов, снеговиков,
– Помнишь медный пузатый чайник, шерсть кусачую наших кофт,
Вечера под уютной кровлей в ожидании летних дней?
Королева сдвигает брови, и становится холодней.
Остается всего-то сделать три-четыре шага вперед.
Вьюга хлещет плетями тело и за горло его берет,
В сердце лезвием проникая, чтоб не смел никого искать!
Королева глядит на Кая, и в глазах у нее тоска.
Он бросает ей сто приветов, словно огненные шары,
От каморки в пятнадцать метров, изнывающей от жары,
От соседних пятиэтажек, от смешного зеленщика.
Королева молчит все так же, но теплеет ее щека.
– Я же знаю, – ревет он хрипло, перекрикивая пургу, –
Что в тебе еще не погибла тяга к теплому очагу,
Плачь и радуйся, ошибайся, жги мосты и руби сплеча!
Королева ломает пальцы, чтобы тоже не закричать.
До крови пробивает ноготь промороженную ладонь.
Кай подходит еще немного, синеглазый и молодой,
Обнимает ее за плечи – мир становится невесом.
Герда плачет, хоть плакать нечем, и целует его в висок.