Он верил, что должен воскреснуть.
Напрягая и корпус, и мышцы,
Он видел остатки кресла,
И чьи-то чужие лица.
Он тянул свои руки к небу
И искал, где не ведал, правды.
Он ведь много где так и не был,
А все ждал отпуск, как награды.
И когда отпуск все ж случился,
Он сорвался с цепи рабочей
И напился, до скотства, свинства.
А теперь раскурочен, в клочья.
Он так жил, со спортивной злобой,
Первым быть, лучшим быть, бесстрастным.
Перед женщинами особо
Быть великим хотел, ужасным.
Знать не знал, как любить безумно,
Знал, как дико хотеть. Извиться,
Так, чтоб это она звонила,
Чтоб за "нет" свое извиниться.
Был упрямым, стальным и сильным.
Едким был, как шоссейный ветер.
По которому мчал в трясину,
Прямиком в руки своей смерти
;
И кажись, знай об этом раньше,
Он бы вряд ли свернул чуть вправо.
Отпустил все свои карт-бланши,
Парадокс, но имея право
И на это. Считал минуты,
И проснуться хотел немного.
А на улице было людно.
Там, где людно - всегда тревога.
Начал думать, считать, беситься,
Волноваться, кричать, ругаться.
Бить себя по щекам, креститься,
Так и эдак смыкая пальцы.
Понял только поднявшись к небу,
Позабыв об автомобиле -
Жизни мало упорства, гнева.
Она ждет, чтоб ее любили.
04.01.18