Сборник стихотворений 45

Марат Капашев Поэт
Моя судьба, как куртизанка,
Всем власть имеющим дает
Моя судьба как партизанка,
Взойдет на смертный эшафот.

И в этом хаосе, разбросе
Событий, карнавале дат.
Уже никто ее не спросит
Кто прав был, кто был виноват


Если ночью не до сна -
Начинается весна
Всюду кошки и коты
Надрывают животы
Да и сам  я чем не кот:
Мне тебя не  достает.


Не стоит торговать, маржа
Когда чуть больше половины.
Так что ж, как к северу моржа,
Влечет меня к тебе Марина?

Ты уж за тридевять морей
Плененная давно синица.
Так что ж средь белых алтарей
Все так же продолжаешь сниться?

Ты мне все так же дорога,
Как сон, как юности дорога
Так что ж смотрю как на врага,
Я на тебя теперь, ей-богу.


Фортинбрас - конькобежец норвежский,
Гамлет - лыжник, но датских кровей
Кто из них величав, кто невежа,
Кто в сиянье одет до бровей?

Оба два хороши как два брата
 Все же дальше пойдет Фортинбрас -
Вождь могучей и яростной рати,
Громыхающей сталью кирас.


Как пазлы собирать стихотворенья,
Как кубик Рубика, крутить – вертеть судьбу
Не в этом ли удел любого поколенья
Все те же радости, печали и табу.

И на каком-нибудь неведомом излете
Ворваться в чью-то радость как шрапнель.
Где мило все, знакомо все до йоты -
Ознобом бьющая апрельская капель.


Когда распускает гранит
Лиловые темные тени,
Что это душе говорит
Чем дышит непризнанный гений.

Концов, середин и начал,
Всех устьев, а значит, истоков?
Пусть бьется волна о причал -
Ей будет не так одиноко.

Пускай в светоносных лучах
Таится короткая нежность.
Пусть люди и птицы молчат
Мотивы прощания  те же.

Но все же хоть что-то пойми:
Не зря мы уходим до срока,
То солнца лучом, то людьми
Всей тьме поверяя уроки.

Как ластится к тучам луна!
Как звезды средь мрака сгорают!
Мне нужно одно: тишина
Но этого люди не знают.

И носят свою суету,
Как листьев сгорающих ворох,
Не чувствуя даже вину,
Растратив печаль свою в ссорах.


Спасибо тебе, Господь
За Гете, за Пастернака
Питаешь ты душу, плоть
И тех, кто мыслит инако.

Кто в мысли своей упрям
Что нет тебя вовсе, Боже
Но кто же дает нам ямб
Дает нам музыку кто же?


Его жена звалась Ксантиппа,
Его не ставила ни в грош:
«Ахеяне, такого типа
Во всей вселенной не найдешь!»

Увещеваньям не внимала,
Рукоприкладствуя порой.
Он, не обидевшись нимало,
Был занят умственной игрой.

И говорил: «Нельзя быть меду,
Без капли горечи – ведь так?
Он обнимал, он пел ей оды,
Хоть далеко был не простак.

Своей сварливостью, брюзжаньем
В историю она вошла.
Сократ дарил ее вниманьем.
Все ж Муза, хоть чуть-чуть пошла.

Вы скажете : « А разве может
Такой никчемной муза быть?»
Но нам Сократ всего дороже
И ведь не нам ее любить.


Всей логике тьмы вопреки,
И логики света помимо,
Твоей я касался руки
Тебя называя любимой.

Но песня моя не вольна,
Сияла как в небе осанна.
Шептал я: «Ты только одна»
Молил я: «Ты верь мне, Оксана»


Мы мнили : мы-боги, поэты
И нам ли удача раба?
Но вот на «Титаник» билеты
Тебе презентует судьба.

Мы мнили, что конные рати
Нарушат Европы покой
Но что, кроме слез и проклятий,
Имеем сейчас под рукой?

Опять обманула удача
Опять обманула судьба.
Пусть эта позорная кляча
Другого везет, не тебя.

Но все-таки годы и годы,
Постылые черные дни
На донышке самом комода
Подруги портрет сохрани.

Патрон в револьвере  оставив,
Крутни на авось барабан,
Не помня о чести, о славе,
Что все в этом мире -обман.

Одно только это запомнив,
Судьбу как дитя теребя
Но помни: лишь только сегодня
«Титаник» плывет для тебя.

Пусть в этом роскошном круизе
Забудешь обиды свои.
Но кто тебе вышлет авизо?
По-новому время крои.

Как хочет идет королева
У пешек надежда на взлет.
На что–то ж надеется дева,
Когда свои песни поет?

Мы тоже питаем надежды,
И каждый по-своему прав
Мы все гордецы и невежды,
У каждого собственный нрав.

Но все в этом мире иначе,
Но все в этом мире обман
Крутни барабан  на удачу,
Молю я: «Крутни, барабан».


С лицом библейского пророка,
Как быть должно: и сир, и наг,
В десятилетьях одинокий
И всем ненужный Пастернак.

И лишь потом вину отпустят,
И лишь потом превознесут.
И он вздохнул: как это грустно,
Потомков запоздавший суд.

И никого не обвинял он,
И все прекрасно понимал.
На торжище людском меняла-
На звезды он стихи менял.

Но время жизни пролетело,
Как луч зеленый на заре.
«Какое - ,он спросил несмело, -
Тысячелетье на дворе?»

И в этом весь он, в этом весь он -
Ребенок грустный и седой
Посмертный кипеж неуместен.
Живой и мертвою водой.

Была поэзия и будет.
Особенно, когда пророк
Огонь из посоха добудет,
И людям даст его в свой срок.


Мы рады движенью ресниц,
Удушливой краске стыда,
Мы рады печали больниц,
Тому, что уйдет без следа.

И лишь отпечаток стопы
- Девон, мезозой, кайнозой? -
Покажет, насколько глупы
Мы были. Полито слезой.

Все было, пропало во тьме.
Лишь гулкое эхо веков
Живет еще , может, в уме
Бренчаньем железных оков.



В шиповник верим мы, мы верим в одуванчик
И в атлас яблонных соцветий верим мы.
Вселенная беспечна, как обманщик
Вторгается в дела, врывается в умы.

Лишь одиночество - удел наш постоянный.
Идем путем зерна, идем путем комет,
Не веря Библии, пророчествам Корана -
Весь этот хлам когда-нибудь на нет

Сойдет и этот день, мы чувствуем туманно,
Весь в молниях и всполохах зарниц.
Тьму трогаем мы детскими руками,
И пахнет тьма дыханьем медуниц.


Речитатив ночного ветра,
Рассветных бликов тишина
Знакомы ль вам аэды, мэтры?
У цитр натянута ль струна?

Каким вином вас причащают,
Какой вам курят фимиам,
Когда напевы улетают
Навстречу будущим векам?

И взоры дев, клинков острее,
Дырявят души вам до дна.
И флаги корчатся на реях.
И ближе, ближе все война.

Везде которой слышен запах,
И мерные когорт шаги,
Как идолы на львиных лапах,
Отдать торопятся долги.


Рвут гармошку
Два амбала
Ах, Сережка!
Ах, Тамара!


Душа над песней не вольна.
И над обидой
А чем же кормится она?
В степях Аида?

О чем же плачется она?
Ключ Ипокрены.
И, взвизгнув, лопнула струна -
И вон со сцены.

Совсем не ты решал: пора.
Совсем другие.
Все только случая игра.
Сосцы тугие.

Кормись, покуда от щедрот
Сатира кравы.
Тот, кто молчит, тот, кто поет,
Равно неправы.

Сиянье дня уходит в тень
Сиянья ночи
Какая ночь тебе и день? -
Молчи короче.

Короче: зубы на замок.
И чти зароки.
И в этом ты не одинок
Судьбы уроки.

Пожнут и те, кто промолчит,
И кто глаголит.
На что надеялся, пиит,
И кто мирволит

Тебе и прочим сволочам
Струны и слова?
Те, кто речет, не промолчат -
Ничто не ново.

Под этим солнцем и луной.
И звездным светом.
Доволен мыслию одной:
Рожден поэтом -

Поэтом, значит, и умри -
Хитра ль наука?
О, этот возглас: «Натали!»
И смерти скука.

Не разлучай, не разлучай
Души и тела
То, что приходит невзначай,
Всегда за дело.

Пусть смерть придет, свое возьмет.
Свое - не наше
А сердце верное поет:
«Прости, Наташа!»


В задрипанном нашем вертепе
Стоят Бальтазар и Гаспар.
И ветром колеблются цепи,
Коровы вкушают нектар.

Амброзью вдыхают осляти
У всех и во всем торжество.
Хотя он родился некстати,
Но людям-то что до того?

Звезда рождества голубая
Сквозь страшную зрит высоту
Младенец о том забывает
Что будет прибит он к кресту.

Лежит и сучит он ногами,
Лежит и сосет кулачок.
О том, что случится с годами
С ним в Ершалаиме - молчок

Вздыхают животные сонно,
У женщины слезы в глазах.
И смотрит она ослепленно,
Забыв на минуту свой страх.


Как глупо счастье проворонил я:
От струн цевницы до дохи.
Скажу одно: был в обороне я
Ну, где уж там писать стихи!

Кладу заплатку за заплаткою,
На свой истрепанный жилет.
Вздыхая горько, что не сладко мне,
Уже давно цукатов нет

В моем меню. Не унываю
Пишу затертые стихи.
И между делом забываю,
Что срок замаливать грехи.

Не верю в бога, но пророки
Все ж есть в отечестве моем.
И Демидовича уроки
Мы - мастер классом признаем.

Хотя не пишет он - но это -
Есть главный от него урок
Хоть не хочу ругать поэта,
Хоть стих мой вовсе не упрек.


В кометах, звездах затерялся,
В прошедшем времени Ваш след.
Как я ценил Вас, как я клялся:
Дороже клада в мире нет.

Но вот живу, не умираю
И лишь вздыхаю иногда,
Когда звезда в ночи сгорает:
Ах, то не Ваша ли звезда?


В поединке совести и счастья
Очень редко побеждает честь.
Бог глядит на это безучастно -
Все равно, что нет его - что есть.

Гладит бороду рукою длинной,
Думает: «Ах, милые, ужо».
Этот современный и старинный
Спор ему известен хорошо.

Люди все же сволочи во многом,
Выгоду во всем свою блюдут.
Хоть и надо для души немного -
Все равно ее не берегут.

Посему я руки умываю,
Как с Христом в истории Пилат.
Даже бог, моя мол, хата с краю
Думает, мол, я не виноват.

Ну а что тогда взыскать с людишек:
слабы плотью, не тверды умом.
Где искать тут совести излишек,
Если все и так идет вверх дном?

Если тут кипят такие страсти,
Если ревность верх берет и месть..
В поединке совести и счастья
Очень редко побеждает честь.


Давид не был дегенератом,
Не был дебилом Сулейман
Есть в наших днях неверья атом,
В делах содержится обман.

Звезда сияла Вифлеема,
И шли на свет ее волхвы.
А нам куда идти? - дилемма
Вопрос: куда идете вы?

Мы всё опять переиграем,
В огне дискуссий перетрем.
Вседневный ад не станет раем,
И бденьем роскошь наших дрем.

Вот потому–то все иначе,
В днях нынешних, чем в прошлых днях.
Вот потому песок горячий
Подошвы жгет и долог шлях.


В разгаре лето. Огурцов
Пора и молодой редиски
В краю детей, в стране отцов
Ищу подхода я к Анфиске.

Что можно предложить? Стихи
Цветкова, Рейна, Окуджавы
Мои же личные плохи-
Так не похож на гвоздик ржавый.

Витой, роскошный канделябр
Из бронзы древней в позолоте.
Скачу, как молодой кентавр,
К прелюбам чувствуя охоту.

А что Анфиска? Молода
Жизнелюбива и прыщава.
И я вздохнув: «Года, года…»
Ищу себе  другой  отравы.

А эта слишком хороша,
И не по мне - скажу невольно.
Пусть хоть поплачется душа
В стихах наивных и фривольных.


Обозреватель всякой дичи
И собиратель чепухи,
Идеи чувствую величье
О том, что ценятся грехи.

Они полны дыханья жизни,
На них событий разных след
И ты смотри без укоризны
И с пониманием, поэт.


Перед кем расшаркиваюсь, о боже!
Умоляю кого: за какие грехи?
Ветра с дождиком влажная кожа
Льнет к лицу. И такой чепухи.

Набираются за день горы,
Непролазные как Эверест.
Звезды в небо выходят дозором.
Курсом-зюйд, курсом-ост, курсом–вест.


Все мы на свете колотим понты,
Чужие, свои не щадя животы.

Мужей бросаем, бросаем жен
«Милый, единственный, ты мне нужон».

Прощай Ромео, Джульетта прощай
И поцелуй последний на чай.


Время капает по капле
В тишину и благодать,
Длинношеее как цапля,
Душегубное, как тать.

Только все же справедливо,
Что уводит нас с собой
Каковы его мотивы
Да и сам ты кто такой.

Никому не объяснимо.
Полдень, вечность, благодать.
Счастье-мимо, горе-мимо.
Надо верить и страдать.


Наверно, я был слишком гордым.
Наверно, ты была горда.
И цену себе слишком твердо
Ты знала. И в этом беда.

И мы разлетелись как птицы,
И мы разошлись как суда.
Ну что тебе, гордая, снится?
И так же ли нынче горда?

Не знаю и знать не желаю.
На это на все наплевать.
Я в это уже не играю.
И раньше не надо б играть.


Из всех животных мне милее ёж
Ежей в день судный, бог, не уничтожь.

Так безобиден, мил и так колюч
Ежей в день судный, грозный бог, не мучь.

Когда погонишь гадов всех взашей.
Подумай, будет кто ловить мышей.


Гордыни сердца не понять
В тиши живущим всем, во мраке
И трудно на судьбу пенять,
Перебирая счастья злаки.

Но все равно, но все равно
Воздастся всем единой мерой
Так пей причастия вино
И ешь ты хлеб причастья серый.


Я ем с огромным удовольствием,
Страна богата продовольствием.
А если будут перебои,
Перила буду грызть, обои.


Гусару нынче двести лет
Как спится – сладко ль? - Вам поручик
Витой златится эполет
А сон и жизнь - всего лишь случай.

Но как я рад поручик Вам
Я ставлю Вас всего превыше
Но грусть скользнула по устам
А голос внятный тише, тише…

Быть может, снится Вам Кавказ,
Машук и утро той дуэли.
Мне грезится - в который раз! -
Мартынов грохнул мимо цели.

И вот живительной струей
Стихи, что меда, неги слаще
Вот так мне грезится порой
И разум сердцу не указчик.

И вот Вам нынче двести лет,
Вы тот же юноша прекрасный -
Веков теченье, дней полет
Таким титанам не опасны.


В день водителя – я - водитель,
В день строителя– я - строитель,
В день шахтера - шахтер,
В день космонавта - космонавт.
Хоть кто, хоть когда.
Лишь бы день не прошел всухую.


Поколение дворников спилось,
Улетело в Нью-Йорк и Париж
Что-то сбылось, а что–то не сбылось.
Все при деле, а ты говоришь.

Где вы нынче, Сережи, Володи,
Где ты нынче Никита, Андрей?
И при самой ненастной погоде
Не жалей ты о них, не жалей.

Состоялись не всем хоть кагалом,
Но печатает их «Континент»
Или «Грани», попали в анналы,
Попивают текилу, абсент.

Значит, время охоты на тигра,
Саблезубого зверя стихов.
Не играли хоть в эти мы игры,
Как гусары не платим долгов.

Не завидуя чьей-то удаче,
Рады: кто-то из них на коне
И по следу охоты горячей
Точно гончей тянуться и мне.

Но плутая в глухом буреломе,
Находя и теряя следы,
Собираем мы рифмы как гномы -
Бриллианты чистейшей воды.


В этой жизни, где ходим след в след,
В кружевах вологодских сюжета.
Может смысла особого нет,
Но ведь главное даже не это.

И хотя мы живем на авось
С бесконечной надеждой на бога.
Все же лучшего нам не нашлось
Чем бессрочная эта дорога,

Этот жидкий и блеклый лесок
И поля золотистой пшеницы
Да кукушки еще голосок -
То, чему и за смертью нам сниться.


Как мир проживет без меня?
Представьте, как он загорюет!
Ведь я – Прометей и огня
Никто им теперь не дарует.

Но я буду жив и орла
Дождусь на гранитной теснине.
Да, жизнь моя нужной была
Огонь — и подавно святыня.

Обветрены губы мои,
Расклевана до; смерти печень.
Но в каждом домишке огни -
И этого крыть уже нечем.

Живите, росточки огня
Храните; бессмертные боги
Распяли на скалах меня,
Но счастливы люди в итоге.


Вот сосна и еще сосна.
Шишкин, твой корабельный бор.
И стою я со сна, со сна
И зеваю на весь простор.

Вот береза, а вот ольха,
Ива выпрямила свой стан.
И стрижи шебуршат в верхах -
Это твой пейзаж, Левитан.


Я Библию читал на раз.
О вещая, о простота святая!
И в трудный час, в томленья духа час
Когда-нибудь еще перечитаю.


Дороже всего свобода
Всегда, во все времена.
Что петь ей хвалебные оды? -
Повысится что ли цена?

Но выдох равняется вдоху,
У всех поголовно экстаз.
Мы жили в плохую эпоху
В такую живем и сейчас.


Расcветает, а кажется
За окошком закат
Темень сажею мажется,
Каждый камень-агат.

Каждый камешек светится
На ладони земли
По светящейся лестнице
Сходит месяц вдали.


Все снится, все снится, все снится:
Потоп да и Ноев ковчег.
Воркует, кружит голубица,
На счастье целуй оберег.

И где там снега Арарата,
Резной, кружевной виноград?
Глядят, как глядели когда-то
Библейские очи ягнят.


И белая гвардия снова
Уходит в поход ледяной
И доблести каждой основа:
Вопрос: будет что со страной.

И красные сыпят шрапнелью,
Идут постоянно в штыки
Победа опять неужели
Корнилова бросит полки?

Ну что ты, поручик Голицын?
Ну что – Оболенский корнет?
«Все снится. И смерть тоже снится
И вовсе бессмертия нет».


Ангелы не писяют,
Ангелы не какают.
Поголовно лысые
Окают и акают.

Пьют вино из рюмочек,
Реже из бутылочек.
Нежные, угрюмые
Чешут свой затылочек.

Поголовно пьяные,
Поголовно трезвые,
Черти окаянные
Инвалиды, резвые.

В общем, они разные
Не писяют, не какают
Дурни безобразные
Окают и акают.


Природа – эллинистка, эллин - бог.
И тишина чиста и первозданна.
Родится все в положенный свой срок.
И боги пропоют ему «осанну».

О, радость встречи, узнаваний, мук,
Сияющие радостью ладони
Я помню каждый шорох, каждый звук,
Но поцелуя первого не помню.


Простимся, Александр, на всякий случай
 И ты, Людмила, нежная прости.
Лишь снега долетел огонь колючий,
Лишь только ветер комкаю в горсти.

Поземки струи - белые питоны -
Через дорогу медленно ползут
«Ты помнишь?» - спросит друг. Скажу «Не помню»
Беспамятство - ну чем не абсолют?


Всю жизнь идти неторенной дорогой
По слабому дыханию беды.
Всю жизнь быть равнодушным и нестрогим
К тому, что затеряются следы.

Что время властно над любой бедою,
Что в небе вечна всякая звезда
И станет Леты черною водою
Любой реки холодная вода.


Когда–нибудь будем довольны.
Трудами, пройденным путем,
В печали пробитою штольней,
Куда-нибудь дальше пойдем.

Пойдем мы все дальше и дальше,
Пока не седа голова
Покамест ложатся без фальши
И строго, и точно слова.


Ты не криви, любимая, свой ротик,
Протри, любимая, свои очки.
Три тыщи отдал за антибиотик
И без штанов остался я почти.

Лекарства как айсберг, а я «Титаник».
Плыву как пьяный лоцман на авось,
Не надо мне не пастырей, ни нянек.
Лишь только б доброхота не нашлось.

Он скажет: «Друг», помнет плечо и скажет,
«Да плюнь на все, все в мире ерунда».
И он меня к молчанию обяжет,
Беда любая, как с гуся вода.

Но не хочу я этого, напротив
Во всех углах, как резаный кричу:
«Три тыщи отдал за антибиотик»,
Ходить  зарекся навсегда к врачу.


В зале Одина гром пиров,
Славу храбрым поющие скальды.
Среди бычьих, лосиных голов
Так тасуются лица как карты.

И случайно попал Иванов
В стаю храбрых, гремящих железом.
Не в себе наш герой, нездоров.
И сидит среди пьяных тверезый.

Гомерический хохот, уста
Повествуют о громких сраженьях
Иванов наш меняет места,
Претерпел он в толпе униженья.

Кто-то хлопнул его по башке,
Запустил обглоданной костью.
В каждом жесте и в каждом шажке
Он смиренье мешает со злостью.

«Не на месте своем Иванов!» -,
Сокрушенные скажем мы прямо.
Он бледнее стены, нездоров.
«Ах, зачем родила меня, мама!» -,

Шепчет он, вытирая слезу,
И плевки вытирая устало.
Ну зачем ему Одина суд?
И зачем Иванову Валгалла?


Мир земной - бескрайняя пустыня.
И надежды нет в нем ни одной.
Мне б проститься с близкими, родными
Подписать у Бога обходной.


О женщинах
Они флиртуют, раздвигают ноги.
И мы еще виновные в итоге.


Что вам хворости, что нам болезни,
Символический грош за труды.
Чем небрежней, тем вышло прелестней -
Не нашлось на Пегаса узды.

Уплывая в летейские воды,
И харонову лепту платя,
Не напишем последней мы оды,
Будем рады зато, как дитя.

Что окончилось страдное время,
 И любви уже отдана дань.
И последняя рифма как бремя:
Березань, юрюзань, потудань.


Что ты плачешь, мой добрый Евгений?
Что смеешься, мой светлый Владимир.
Мир затих, как дитя в полудреме,
Он как племя уламрово вымер.

Деградируем мы понемногу,
Убываем, как солнечный свет
Бесконечна лишь только дорога,
А душа, к сожалению, нет.

Лишь подобье шагреневой кожи
С каждой песней короче она
Ерго, нам все дороже, дороже
Непонятная сердцу вина.

Свои годы в миру проживая,
Пробегая на красный лишь свет,
И почти обо всем забывая,
Чей-то в сердце храня силуэт,

Все мы знаем, что кончится плохо:
Грянут комья о твердость доски.
Так всем нам подгадала Солоха
В неразумные миги тоски.

Потому что я вовсе не гений,
И забудут мое скоро имя.
Что ты плачешь, мой добрый Евгений?
Что смеешься, мой светлый Владимир?


Пять–шесть отроковиц, два-три седых как луни
Стихи и проза- сердцу оберег.
И в тишине отчалил в полнолунье
В неведомое плаванье «Ковчег».

Семь чистых пар, и семь же пар нечистых
У всех в задумках гнутая строка,
То ль ангелы они, то ль аферисты
То ль жить собрались целые века.

Неясно мне, тревожно мне; мычанье
Скота и воркованье голубиц
Они свои надежды и печали
Тебе отдали, белоснежный лист.

Когда-то плот причалит к Арарату!
Курчавый и библейский виноград
Зазеленеет с молодым азартом,
Маслинам спелым каждый будет рад.

Пока ж плывут и путь их нескончаем.
У всех в задумках гнутая строка.
И в бирюзовом небе, не скучая,
Летят белее ваты облака.


Мы все под прицелом судьбы,
Изгои равнин и подранки
Растем, как средь леса грибы:
Лисички, волнушки, поганки.

С корзиной старуха идет
И ножиком острым срезает -
Не первый, так третий хоть сорт -
И, молча, в корзину бросает.

Вот эта старуха с ножом
Есть смертушка, смертушка наша.
Хотя я – позер и пижон,
Никчемный, худой и пропащий.

Молю я: не трогай меня,
Я дождика отпрыск грибного.
Пусть стана пройдет, не клоня,
Меня не заметит смешного.


Не люблю ни Тютчева, ни Фета
Анненского тоже не люблю.
Не люблю я Брюсова – поэта.
Закурю, пожалуй, коноплю.

И виденья хлынут пышным роем -
Танцы упоительных гитан
И придет предутренней порою
Мой поэт любимый - Мандельштам.


Письмо из Санкт-Петербурга в провинцию к матери в 18…году

Шикарный писатель Толстой,
Шикарнее  лишь Достоевский.
А я хожу холостой.
Проспект под названием «Невский»

Течет предо мной. Ну дома!
Сказать точнее домищи
А ты догадайся сама
Какие выслать мне тыщи.

Прожился. И карточный долг
Теперь что осталось: стреляться?
Голодный хожу точно волк.
Ну вышли хотя бы тыщ двадцать.


Золотая не поймана рыбка.
На просторе резвится морском.
И старик с погрустневшей улыбкой
Лишь слезу вытирает тайком.

А старуха сидит над корытом
Пилит, пилит она старика:
«К морю  синему , дурень, поди ты» -
А зачем и не знает пока.