Во поле Берёза стояла,
тонка и кудрява была.
Ей того, что есть, было мало,
для мечты себя берегла.
Хоть не топ-модель, не актриса,
из вещей одна береста,
но ждала она Кипариса,
и ждала лет этак до ста.
А её подруга Рябина,
что крутила с Дубом роман,
ей как на духу говорила:
«Глупость это всё и обман!
На фиг ему нужно с тобою,
ни фигуры нет, ни лица.
У него от пальм нет отбоя,
и лианы вешаюЦЦа
Я бы к своему перебралась,
но чтоб ему с женой развестись,
разменять квартиру осталось.
Без квартиры это не жизнь.
Ты любовь не романтизируй.
Жизнь, она для Липы лишь мёд.
Поле своё приватизируй,
а на землю всякий пойдёт».
Клён заледенелый, опавший,
в молодости бабник и гад,
на Берёзу резко запавший,
был её отчаянью рад.
Говорил: «Родная Берёза!
От любви сгораю огня.
Буду я послушный, тверёзый,
только выходи за меня!»
Но Берёза носом крутила:
«Клёну тому лет за пятьсот.
Не любви он жаждет, скотина,
а дармовой берёзовый сок!
Говорила в детстве мне мати:
«Не смотри на Ель и Сосну.
Зря не дай себя заломати,
сохрани свою белизну!»
Двадцать лет прошло прокатило,
но не оправдали надежд.
Во поле жужжат бензопилы.
Строят олигарху коттедж.
На дрова Берёзу спилили.
Не помог всесильный Гринпис.
И смотрел на пламя в камине
мебелью резной Кипарис.