в пастораль моих видений
снег ложится серебром,
будто я прозренья гений,
будто явь вновь вижу сном -
белым, шумным, вдохновенным,
одурманенным быльем,
и луна самозабвенно
красит желтым окоем
всех моих прошедших жизней
без печали и забот.
белый снег морозной тризны
правит в небо звездный плот
воплощений ли, рождений,
жизней, смерти вопреки.
гимн пропащим поколеньям
ветер ветрено свистит...
и на паперти столетий,
/кто там в очереди свой?/,
в ряд стоят вселенной дети
жадно руша лунный строй.
что им всем от неба надо,
есть же, вроде бы земля?
облаков баранье стадо
тянет душу из меня.
я и так один остался
в этом омуте страстей,
водку пил, потом смеялся,
ждал похмелием вестей
что там будет с миром дальше,
зная все о том давно...
как же много в правде фальши,
как же мало мне дано -
жить, предвидя все, что будет,
умирая ночью в сны...
новый день, как прежде будит,
гулко тикают часы.
***
а холод по коже сотней гусиных лап
движется мыслью выждать уход зимы,
будь я хоть трижды новой весною свят,
грешен кострами павшей дождем листвы.
и на фрамугах окон не тает лед,
серая плесень мира морозных дней.
лестничным маршем в небо ведет пролет
скованных снегом падающих этажей.
солнце не греет, дай Бог ему светить,
улиц пустынных белую наготу.
мне б, увязавшись в мысли летучей нить,
снова вернуться в славный эдем к Христу.
холод по коже перьями белых птиц
все согревает сны и мою мечту.
хочется пасть в это небо душою.
ниц.
и ощутить каждым вдохом любви весну.
не забывая о том, что за все платить,
душу и тело вряд ли возьмет зима.
в небе так просто, к Богу найдя пути,
не разглядеть свет своего окна.