Живёшь и дышишь этой чепухой —
любовью безответственной и липкой.
Попалась, точно птичка или рыбка,
и думаешь — зачем ему, на кой
забористый пылающий брейк данс
в эпистолярном трансе повседневном:
— О, мой Адам!
— О, дорогая Ева!
Как жаль, что Гильденстерн и Розенкранц
уже мертвы, и не подскажут нам —
как быть или не быть — вопрос паяца.
Любви бояться или не бояться?
Страшней ли — Соловки и Валаам,
и Колыма?
Но не об этом речь.
Густые сумерки черней кофейной гущи.
Ты думаешь что под руками гусли,
и музыку пытаешься извлечь
из этой невозможной тишины,
и повторяешь — Валаам, расправа...
Там родина в отрепьях величава,
а люди — до нутра обнажены.
Какая беззащитность! Не смотри
ночами кинохроники былого.
Уха — остатки смысла от улова,
плотвицею растаяла внутри.
Вот так откроешь рот, чтоб спеть о том —
как любишь и любима, солнце красно,
но Аннушка в бутыль сливает масло
и осеняет грудь свою крестом.