В суровых чащах Парагвая,
Где оголтелая жара,
Мне снились крики попугая
И грозный клёкот топора.
Средь криков, клёкота и брани
На непонятном языке
Ко мне индеец-гуарани
Во сне явился налегке.
За канарейкой канареец,
За стрекозою стрекозёл,
А ты за кем, дружок-индеец,
В чащобу душную пришёл?
Молниеносней ягуара
Возник он, как из-под земли.
И вскоре с воплем «Санитара!»
Меня в носилках унесли.
Исчезли дебри Парагвая,
Беда рассыпалась, как сон,
И только голос попугая
Поёт про дивный Асунсьон.