Корень

Тоха Моргунов
        Полвека ждали эти сосны,
        пока по свету я кружил
        и сыпал пепел папиросный
        (я «Беломор» тогда курил).
        Теперь и сам сосной под солнцем
        я среди сосенок стою...
                Ковальджи Кирилл
        http://www.stihi.ru/2015/11/19/7615      

Сосной стою. ХвоЯ (иль хвОя)
блестит на лапах. Вот тоска:
стоймя сегодня (или стоя),
а завтра вжик – и я доска.
В распил возьмут меня игриво
(чтоб гробовою стал доской)...
Живёт надежда – будет диво:
есть корень главный, он мужской.
Курил зимой, курил и летом,
кукушка пела мне ку-ку,
теперь куренье под запретом:
табак нельзя вставлять в строку.
Тогда я соснам дуб подпольный,
за древесину не стыжусь:
хоть старый дуб, но в мыслях вольный, –
с дуплом для Пушкина сгожусь...

Однако,  дуб и жёлудь... свиньи...
Крылов и басня... курам смех:
ботвой свекольной для ботвиньи...
Я буду ценным. Как орех.
Возьмут меня на ножки стула,
а мастер там бубнит под нос:
"Эх как судьба тебя согнула,
но ты не жидкий, не понос..."
И соснам я скажу не грубо,
храня талантливый стишок:
– От корешка сосёнкам любо,
всегда цените корешок!
***
 
А. С. Пушкин мог бы...

Хочу сказать, что кот учёный
(Кащея знал, знаком с Ягой)
рассказы сыпал, увлечённый,
как все поэты под дугой.

«По неизведанным дорожкам
Ковальджи двигался Кирилл,
он не писал о курьих ножках,
а «Беломор» в затяг курил,
о чём хлестался пред народом,
среди сосёнок был весной,
сплетал там ветви мимоходом
и стал в конце концов сосной.
Сосна понравилась незримо,
дружила с теменем царя, –
не проходите, девки, мимо,
там есть сучок богатыря!»
***

Николай Гумилёв мог бы написать...

Бродил жираф с весёлым взором
и возле Чада видел он:
сосна с дешёвым «Беломором»
стихи поставила на кон,
и пепел сыпался повсюду...
Решил жираф: «Кирилл не прав, –
не папиросы тянут к чуду,
а косяки весёлых трав!»
***

Борис Пастернак мог бы написать так.

Сосна стояла. А бумага 
ловила бисер в феврале.
Свеча у доктора Живаго
горела молча на столе.
Нет перестройки Горбачёва,
не пел ещё Бюльбюль Оглы,
и не терзала Пугачёва
на даче тёмные углы. 
Курил и кашлял ты, а пламя
лепило образ на окне,
что «Беломор» в житейской драме
нёс онкологию извне.
А «Беломор» манил соблазном
без короедов и жучков
в сплетенье ног крестообразном
под видом веток и сучков.
Сосной стоял, не чуя тела,
мела позёмка в феврале,
а на столе... сосна горела,
сосна горела на столе!
***