я слышу этот запах сирени, сладкий, посреди разлагающейся осени, въедающийся меж зелёных игл тяжелого шервуда. сердце бухает в груди, лёгкие переполнены запахом маленьких соцветий, оплетающих ребра, крадущихся по глотке ночью - наружу, ко мне в руки, с остатками слюны, говорящими лучше любого проповедника священным языком. с твоих рук падают маки, красиво красные, отдающие кровавой пеленой в глазах - алым окрашены чувства, мысли - забелила бы всё к чертям, только волю дай, только волю дай. красный вяжет крепко, насыщенно, маки чёртовы маки, иглы топорщатся, в горле встанут. сирень и маки, суровая нежность, они шепчут мне: "а ты подыхай в своём хвойном лесу, гний среди замшелых листьев, в коричнево-алом, даже здесь алом, алом море разлагающейся осени".
золото кроет плечи, стекает по оплавившейся коже, ноша моя, а кругом золото, золото и укоризненные взгляды. ты тоже смотришь, стоишь у окромки тёмного леса и смотришь, оглядываешь бездонно-чёрными глазами гней, прикрываешь алым капюшоном шапку кудрявых волос, кормишь сладким цветочным запахом лесных тварей, чертей мелких. ты придёшь на зов, все приходят. я принесу потом на погребальный костёр охапку маков, некрасивых до одури, покажу, как пахнет пепел - тебе понравится.