ПУШКИН. 29 ЯНВАРЯ.
А.С. Пушкин стал "проектом" уже в 17 лет – проектом русского масонства. Его сделали люди с очень громкими фамилиями, создавшие под этого мальчика оппозиционное "литературное" общество «Арзамас». И сильно (и навсегда) подставили юного Пушкина с его эпиграммами, политическими стихотворениями, написанными под диктовку одного из самых видных масонов того времени Александра Тургенева, последователя «просветителя» екатерининских времен масона Новикова, у него же дома. Проект, скорее всего, был рассчитан на короткое время – до готовящегося госпереворота 1825 года. Но уезжая в ссылку, Пушкин оставил издателю свое первое произведение, которое заставило обратить на себя внимание царское правительство, царскую семью и всю Россию. Поэма «Руслан и Людмила» потрясла литературную жизнь страны. А у Пушкина появилась реальная цена национального сокровища.
В первой ссылке он еще поддерживал связь с масонами. Известно, что одним из самых его близких друзей тут был Липранди, армейский разведчик, «обслуживающий» и Третье отделение. Пушкин знал о его деятельности. Но это его не смущало – Липранди он полностью доверял. И ничего, от него поэту не было столько вреда, сколько наносил ему его «близкий друг» Вяземский. Надо же было Александру Сергеевичу именно ему написать о том, что Липранди не любит российское правительство! Какая неосторожность!
Вяземский, Вяземский… Когда же, наконец, будет раскрыта его реальная роль в гибели поэта? После смерти Николая Карамзина его семья, особенно, дочь Софи и шурин Вяземский люто возненавидели Пушкина и неустанно плели за его спиной гнусные интриги. Причин ненависти было несколько: и сам талант Пушкина, который превосходил талант Карамзина, и юношеская ссора поэта с именитым историографом, и назначение Пушкина придворным историографом, и ревность Софи Пушкина к Натали, и неуемное многолетнее сексуальное влечение омерзительно навязчивого Вяземского к жене поэта, которое ее компрометировало, смущало и приводило в уныние в самое трудное для нее время после гибели мужа. Ну как этот упырь мог не доложить по инстанциям то, что написал ему Пушкин о Липранди? И как к этому должен был отнестись знаменитый разведчик, который, конечно же, сразу узнал о случившемся? Но он не стал мстить поэту за его неосмотрительность, а продолжал оперативную разработку спасения (изоляции, пусть будет точнее сказано) Пушкина от грядущей катастрофы.
А кто руководил операцией? Конечно, наместник Александра Первого в Новороссии и Бессарабии князь Воронцов. Ему, как и Липранди, пришлось натерпеться от Пушкина. Кстати, не напрасно. Ужасная характеристика Воронцова в известной эпиграмме «полумилорд, полуподлец» вполне оправдалась во время чумного бунта в Севастополе в 1830 году, когда наместник царя показал себя самым гнусным образом в отношении населения.
Но вот его жена Елизавета Ксаверьевна (в девичестве Браницкая)… Какие у нее были отношения с Александром Сергеевичем? Принято считать, что очень и очень любовные. Но так ли это? Известная аристократка вела вольный образ жизни, имела постоянного любовника и рожала от него детей. А Воронцов принимал этих младенцев за своих, ну прямо, как злодей Эмир в «Каре севде» (и как Эмир имел ребенка от другой женщины). Конечно, Пушкин восхищался красавицей-аристократкой, может быть, был влюблен. Но если учесть его поведение в публичных домах, где он постоянно пытался дать проституткам свободу, оплачивал их выход из борделя, то можно подумать, что и для Елизаветы Ксаверьевны он хотел бы свободы. Чтобы она жила с любимым человеком, а не находилась в плену денег и своего положения, чтобы они с любимым растили их детей, а не передавали их Воронцову. И Пушкин встал в позу к Воронцову, как встал в нее впоследствии к Николаю Первому из-за Натали.
Тем не менее, в южном плену все осознавали цену поэта. Здесь же он перестал быть проектом масонов. Его вывели из него сами же масоны с помощью разведки – Липранди, который, как предполагается, сдал Южное тайное общество и автора «социалистической» конституции Пестеля, который и сам был разведчиком. Очень жаль Пестеля. Он написал хорошую конституцию, которая была гораздо лучше и безопаснее для России, чем конституция Ленина и Сталина для СССР. Потому что гарантировала единство империи без всякой автономизации и права выхода из нее любых территорий, а также – более демократическое устройство, нежели в социалистическом СССР.
Но Пестеля предали его же товарищи по борьбе с Романовыми. И перед казнью он глубоко разочаровался в своей антимонархической деятельности и в тех, с кем ради нее связался. Перед смертью он с грустью говорил о том, что не стоило жертвовать жизнью ради того, что не могло осуществиться из-за политического авантюризма всех этих членов тайных обществ. Пестеля приговорили к четвертованию, но заменили мучительную казнь повешеньем. И когда советские историки так уверенно говорили о словах Пушкина Николаю Первому во время их встречи в 1826 году, после освобождения из ссылки в Михайловском, что он обязательно был бы с декабристами, если бы оказался на свободе, то они могли и лгать из политических соображений. Ведь беседы царя с поэтом один на один никто на карандаш не брал! Но вот вопрос: мог ли Пушкин не знать истинную цену многим из тех, кто и его самого толкал на Сенатскую площадь? Знал, конечно, потому и появились через пять лет «великодержавные» патриотические стихотворения «Клеветникам России» и «Бородино», взорвавшие ненавистью к нему либералов всех мастей в стране и в Европе. Впереди всех тут, конечно, был «лучший друг» Вяземский.
Итак, назревал госпереворот, воды которого до сих пор темны. Тот, кто породил либеральное конституционное движение, Александр Первый, был, вполне возможно, отравлен в Таганроге, его «преданный без лести» «охранник» Аракчеев предал его из-за жесткого убийства в эти дни своей обожаемой любовницы, «творцы» российской конституции пошли на виселицу.
Из всего этого кошмара был исключен Пушкин, сосланный в Михайловское. Но его отец устроил скандал по приезде сына в усадьбу, обличая его в неверии, повел себя тут как последний глупец, коим он и был. Как и мать поэта (но у нее хотя бы были основания для скверного характера- ее в грудном возрасте из корыстных побуждений похитил у матери, бабушки Пушкина Марии Алексеевны,собственный отец Осип Ганнибал и передал своему другу - военному. Чудо, что ребенок не погиб. Но, конечно, был напуган. Это происшествие и последующая жизнь матери и дочери Ганнибал, полная лишений из-за распутного Осипа, конечно, наложили отпечаток на характер матери Пушкина, к тому же еще, и полуафриканки). Семейка едва не провалила операцию спецслужб по спасению (изоляции) Пушкина. Такую же парочку – родителей Кемаля - нам показали и в «Черной любви».
Но семья все-таки доиграла свою роковую роль в 1836 году, когда отец Пушкина запретил ему с супругой и детьми приезжать в его любимое Михайловское, так как не хотел слышать здесь детские голоса. И Пушкину пришлось остаться в Петербурге и участвовать в грязном скандале вокруг его жены. Надзор в Михайловском был серьезным и велся с четырех направлений и сводил поэта с ума, когда ему казалось, что и зайцы на дороге против него.
В 1826 году Николай Первый освободил Пушкина и при личной встрече сказал, что будет сам его цензором. Слова были истолкованы неправильно исторически. Николай таким образом объявил об освобождении Пушкина от обязательств перед масонами (либералами) и сообщил поэту, что он теперь является не просто государственным проектом, но и его личным, государя, проектом. И поэтому имеет особую защиту от любого влияния и нанесения ему кем-либо вреда.
Пушкину начали мстить сразу же после этой встречи с нескольких сторон. Прошли два следствия по подставам – о стихотворении «Андрей Шенье» и о поэме «Гавриилиада». Участники травли: двор, масоны, церковь, дипломатический корпус в Санкт-Петербурге.
Двор не хотел смены стиля (язык – это и внутренняя, и глобальная политика).
Язык Пушкина был переводным, он расширял границы сообщения с Россией до невероятных размеров. Благодаря этому новому языку происходила «диффузия» - взаимодействие всего населения России с населением других стран. А, значит, усиливалось воздействие России на другие страны. И европейские дипломаты (они же и разведчики всегда, конечно), безусловно, получили задание следить за Пушкиным, за его творчеством и влиять на него, вредя его жизни, останавливая его работу. Роль голландского посла Геккерена в травле поэта и его гибели известна. Но,как свидетельствуют многочисленные факты,и в Австрийском посольстве не дремали. Есть подозрения, что именно отсюда начал свой путь злосчастный "диплом рогоносца". Да если бы еще знать Николаю Первому тогда, какое страшное предательство готовит России Австрия! Но министр иностранных дел (начальник Пушкина, всячески по-мелкому вредивший ему) Нессельроде держал политический курс на прочную связь Российской империи именно с этой страной в противовес Франции. Через пятнадцать лет мир увидел, насколько трагически неверным была эта внешняя политика Нессельроде. Когда Австрия неожиданно предала Россию во время Крымской войны, и мы с позором проиграли ее, лишившись черноморских портов. Хотя, конечно,Турция, начавшая эту войну,стала банкротом, но и Россия опустошила казну. Нессельроде с позором наконец-то вылетел со своего поста, а Николай Первый - надменный самовлюбленный красавец-деспот и покровитель Европы - скончался при невыясненных обстоятельствах. Говорили, что он покончил с собой... Кстати, именно в Вену полномочным представителем был приглашен на работу Геккерен после того, как потерял ее в России. Изгнанный вместе с ним Дантес развернул бурную политическую деятельность во Франции, ведя одновременно активный шпионаж в пользу России.Но была ли от него польза - вопрос спорный.
Конечно, Романовы жестоко отомстили Австрии за ее предательство, вступив в Первую мировую войну. И положили на ней пять миллионов русских жизней в помощь союзникам - Англии и Франции.В 1918 году Австро-Венгерская империя пала. Но в этой мировой бойне пала и Российская империя.
Вернемся к причинам травли Пушкина в 1836-1837 годах. Масоны хотели продолжения либерализма в стихах Пушкина и его влияния на народные умы в России. А он пошел по пути великодержавности и национальных ценностей.
Церковь не хотела себе соперника, который объяснял библейские постулаты в своих произведениях доступным, в отличие от церковных проповедей, языком для простых людей. Поэтому священники считали язык Пушкина колдовским, а его самого – ведуном. Потому что постигнуть это чудо перевоплощения языка было и остается на самом деле невозможно.
Почему Пушкин просил разрешения жениться у царя через Бенкендорфа? Потому что подозревал (или разузнал в архивах) о настоящем происхождении своей будущей тещи – Натальи Ивановны Загряжской. Она могла приходиться родней Романовым. Поэтому без их разрешения он не мог жениться на Натали, войти в эту таинственную высокопоставленную семью. И ни о каком давлении со стороны Третьего отделения тут не может быть и речи. Просто поэт поступил как осведомленный человек (не надо забывать, что он работал в Министерстве иностранных дел и был связан с разведкой даже по роду своей работы и ему ли было не знать о тех, в чью семью он собирался войти).
Обожание Пушкина в России при жизни сыграло роковую роль. Безумная любовь толкает иных на преступление. А безумно любили поэта в конце тридцатых годов миллионы. Многие – не просто как поэта, изысканно и красиво воспевшего любовь, но как мужчину. Как сегодня миллионы женщин и мужчин тайно влюблены в красавца-араба Бурака Озчивита, который «так красиво» любит на экране. Четвертьараб Пушкин был по-настоящему красив (не верьте карикатурным советским портретам поэта, они все лгут). У него были голубые глаза, черные брови, красивые губы и крупные белые, словно жемчуг, зубы, которые сводили женщин с ума. Он был строен и изящен, подвижен и шутлив, а еще он был, как бы сказали сегодня, обаятельным приколистом, что притягивало к нему, как магнит, любого. И вот вдруг рядом появляется юное прелестное создание, которое он безумно любит и которое еще больше подчеркивает его собственную красоту, но теперь еще – и недоступность! Какое же разочарование для многих и многих!
Вот и еще одна историческая неправда, точнее – миф: все были влюблены в Натали, включая Николая Первого. Но почему никто не хочет задуматься, что царь ревновал Пушкина к его жене, а не наоборот? Ведь с женитьбой одна из драгоценностей императора, которой он владел, как истинный российский рабовладелец, уплывала из его рук, отдалялась, отдав себя во владение всего лишь смазливой девчонки. Не была бы так красива эта «косая» мадонна, страдающая астигматизмом, еще куда ни шло! Но тут – истинная любовь знаменитого гениального поэта – к кому? Он должен был, по разумению природного феодала, как все в империи, любить в первую очередь царя, но Пушкин отдался другой любви. И поскольку очень многие одержимо хотели видеть его без этой красивой женщины рядом, то легко было организовать ее травлю. И ее начали безжалостно травить. Даже четверо детей не спасли поруганную репутацию.
А в чем, собственно, она была виновата, что и по сей день ей «инкриминируют» современные злоязычники? Три раза покраснела на балу, два раза внимательно смотрела на Дантеса, пять раз с ним танцевала, один раз пошла выяснять с ним отношения и сбежала в ужасе от подстроенной провокации. Да, «тяжкие грехи»! Разве они сравнятся с грехами пресловутой Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой, которая много лет жила со своим родственником Раевским, рожала от него детей и подбрасывала их мужу, а он, обозлившись, в свою очередь, имел детей от чужой жены. И никто при дворе их за это не осудил, не злословил даже по грязному поводу. А тут – покраснела на балу, иди на плаху великосветского мнения. А муж – получай «диплом рогоносца»!
И если бы только сплетнями досаждал двор влюбленной чете Пушкиных! Их реально преследовали. Как пишет в своем дневнике мерзейшая из женщин того времени Софи Карамзина, однажды ночью она подговорила свою компанию поехать на квартиру поэта. Они с женой только вернулись с какого-то приема, вышли из спальни к непрошеным гостям рассеянными, молча слушали болтовню тех, кто разглядывал их в этот поздний час… Подумать только – эти великосветские дамы и господа только что в постель к поэту и его жене не влезли, потеряв всяческий стыд! Но ведь они уже произвели на свет четверых очаровательных детей – что могло там быть нового-то? Тот, кто хотя бы раз был по-настоящему влюблен и познал истинные чувства, никогда бы не позволил себе такого. А вот такие бесплодные и ядовитые пустоцветы, как Софи Карамзина, шли на это без всякого стеснения, желая погреться у чужого любовного алькова. Конечно, и поэт, и Натали понимали, что происходит. Через несколько дней Дантес убил Пушкина.
Могли ли они спастись? Какие у них были для этого возможности? Прежде всего, их не было потому, что не было денег и на Пушкине висели огромные долги. А главное, он был невыездной. То есть, путь для бегства в Европу булл отрезан. Надо было или уехать в деревню, или хотя бы выгнать из дома двух змей-сестричек Натали, которые гадили им в унисон с придворной нечистью. В Михайловское не пускали отец и мать (конечно, по приказу императора). Выгнать из дома, за аренду которого Пушкин платил «на наши деньги» четыре миллиона рублей в год, злодеек-сестриц и хотя бы так сократить расходы было не по-джентльменски. Родственник Канкрин (министр финансов) отказал в кредите (конечно, по приказу царя). Журнал, который взялся издавать Пушкин, предполагая доходы, не мог быть прибыльным и при благоприятных условиях – император бы не позволил. И даже не посещать эти проклятые балы супруги не могли, это была их придворная «работа». Не ездить во дворец – значит протестовать. Это в их-то бедственном положении? И двор «трудился», не покладая рук, над репутацией супругов.
Пушкин с ужасом наблюдал за тем, что делают с его любимой женой. Но понимал - именно он бросил ее в этот ад. Поэтому и решил спасти ее сам, все исправить. Однако, за неимением иных средств, оставалась одна цена – его собственная жизнь, которую пришлось отдать. Поэт заплатил, но умирая, с тоской понимал, что не спас погубленную им же жену. Это высочайший уровень любви и мужского долга, рыцарство чистой воды. Пушкин сыграл роль Руслана, но со смертельным исходом. Оказывается, он вошел в образ и не вышел из него. Просто об этом никто не знал. И, в отличие от Озчивита, входя в эту прекрасную роль, он не спросил себя вовремя, как пока что, по его признанию, спрашивает себя актер : «Что я здесь делаю?»
Николай мог спасти Пушкина, но не стал этого делать, хладнокровно посчитав свой проект закрытым и доказав всему миру, что только рабовладелец - царь решает – кому рядом с ним быть и говорить, кому украшать его корону, а кому – нет. Теперь он занимался новым проектом, который ему оставил Пушкин. Этот проект назывался: «Гоголь». И его он успел «закрыть» с тем же «успехом», предварительно получив то, что хотел для борьбы с собственными чиновниками - с помощью все той же травли и все тем же «составом». Вы спросите: но как же печально известная полемика Белинского с Гоголем, практически убившая автора «Мертвых душ» и заодно отправившая Достоевского на каторгу? Кто там виноват? На этот вопрос Николай Первый, усмехнувшись, вам ответил бы : «Все игроки на этом поле – мои!» Как точно также мог бы ответить об участниках попытки декабрьского переворота и его старший брат Александр Первый.
Вот только одна существенная – итоговая – деталь: никто в России никогда не скажет : «Николай Первый – это наше все». Даже если и его, как и его потомка, РПЦ возведет в ранг святых. Так говорят у нас лишь о Пушкине. Он – наш истинный король. И он до сих пор нами правит.