фрезеровщик в седьмом поколении, мастер-ас,
ныне бомж, в электричке растягивает баян.
за окнами торжествует гомеостаз,
заводские руины выравнивая под гладь полян.
старик в унисон заводит про степь с ямщиком, и вот
сирин с соловушкой свищут на брудершафт.
на платформе покоцанной бабка чешет кота.
кот
баюкает сумерки, что шорх полёвок – ландшафт.
«индустрия двадцатого»? контрольный выстрел в глуши.
раненый звук теряется, одинокий ронин.
эхо его взрывается в надбровных дугах вершин
проносящихся туч,
цитируя поэмы и чертежи
надземных левиафанов…
татарник,
лопух,
чабрец
шуршат на остовах ящеров – ух как колосится жизнь.
в пустые челюсти топок свищут годы-стрижи.
смигни ещё – и столетия
побредут отарой овец
сквозь частокол ощеренных дрелей ночных миров.
теперь лишь на пятой почудится
тот кровяной разбег,
подъёмная перистальтика
поршней, турбин, винтов,
заточённый в слепую оптику,
как в первородный грех,
отклик большого взрыва!
побеги нервюр огня,
первой нейронной космоса
вяжущих
вихрь планет
с человечьей машиной желания!
ветвящаяся игла
инъекций жажды –
вырваться,
переварившись в свет…
чтил ли эту алхимию прикованный к тачке раб
в уральских норах демидова выгрызавший из чресл
горы
её корни? тот человеко-краб,
кем кромсали неведомое? кто, мелом крошась, исчез…
металлургия!
бред о пяти концах
земли,
протыкающих, что звезда ежа –
небо!
сосущий, как рукоять ножа
грудь –
ноосферу земли.
…теряет оскал лица
окалину,
просветляясь в зелёном кожухе лет.
ночь выдувает в трубочку метеорит
нового мира.
обрастает скелет
огня –
клетками мысли. и вновь
икар
к безднам
летит
Примечание.
Ронин — самурай-изгнанник, потерявший покровительство своего князя из-за немилости или потому, что не уберёг его от смерти.