На балу у депрессии

Однажды она пришла в гости и села напротив. У неё был бесцветный голос и невыразительные черты. Тусклый взгляд, казалось, ничего не выражал. Но, в действительности, на дне его горела крошечная искорка мрачного безумия. Она тлела, медленно разгораясь. Заполняя собой радужку, сосредотачиваясь в зрачке. Два чёрных пистолетных дула. Ещё немного, и грянет выстрел. Тишина испуганно заскулила, бросаясь прочь. Её настигало безжалостное эхо. Что-то больно кольнуло в груди. Словно осколок льда вонзился в сердце. Стало холодно и тоскливо. Краски вокруг стремительно выцветали. Мир сделался похожим на серую репродукцию унылой картины. Тишина осторожно приоткрыла дверь и нацыпочках проскользнула в комнату. Безразличие коснулось губ полыневым поцелуем и сразу отпрянуло. Незваная гостья хрипло расхохоталась в ответ. И тогда в углах зашевелились странные тени. Зашелестели беззвучные голоса. Взвилась под потолок одинокая струйка белёсого тумана, смазывая контуры предметов, делая неузнаваемыми некогда знакомые лица. Воздух наполнился негромким шёпотом дождя и запахом осенней листвы. Запылали в призрачных канделябрах прозрачные свечи, и ночь тихонько постучалась в окно. Ей открыли, впустили, приласкали. Усадили на почётное место рядом с закадычной подругой-бессоницей и налили в кубок горькой настойки. Хищная кошка-темнота пушистым воротником свернулась на её хрупких плечах, убаюкивающе мурлыча. На этом празднике смерти каждому нашёлся подходящий собеседник и любимое занятие. Боль свернулась тугим клубком и замкнулась в себе. Меланхолия отрешённо сидела на подоконнике, глядя в царящую за стеклом пустоту. Равнодушие и апатия мирно дремали на диване, сплетясь бесплотными телами в подобии агонизирующей страсти. Одиночество методично выпивало стакан за стаканом, тщетно пытаясь раствориться в пьяном угаре. Печаль плакала навзрыд, уткнувшись хлюпающим носом в подушку. А сердобольная грусть нежно гладила её по голове, не в силах утешить. Ей просто были неведомы нужные слова. Безнадёжность читала книгу о стране, незнавшей любви. Сестре жестокости нравилось думать, что на свете существует эта обездоленная земля, где можно жить, наслаждаясь чужим несчастьем. Ненависть привычно и зло спорила с непониманием. Они никогда не находили общего языка, однако это нисколько не мешало им снова и снова вступать в бессмысленный диспут, заранее обречённый на то, чтобы остаться незавершённым. Безысходность играла в карты с обречённостью на минуты... Минуты моей жизни. И только судьба была спокойна и хладнокровна. В её руках ядовитой змеёй свернулась пружина времени. Дрогнули длинные ресницы, и жидкий огонь выплеснулся наружу. Сердце остановилось, пропуская удар за ударом. А затем забилось часто-часто, срываясь в истерику. Та, что пришла без приглашения, непроизвольно вздрогнула, оборачиваясь. Блеснули в насмешливой усмешке острые зубы. Отступать не хотелось. Последние секунды её торжества рассыпались гитарным перебором, опять вспугнув тишину. Время полыхнуло в руках судьбы ослепительной вспышкой электрического света. Уходя, депрессия легко коснулась моего лба безвольной холодной ладонью: "До встречи. Я ещё вернусь. Ты можешь не ждать меня".