Француз из Рязани

Гущин Николай
      Мой предок был рожден в провинции Нормандия, что на севере Франции. Родители его были из мелкопоместных дворян. С юных годов был определен на обучение в военный корпус.  Военную компанию 1812 года встретил в офицерском чине в армии Наполеона. Служил в кавалерии генерала Богарне, командиром эскадрона егерей. Когда подходили к Москве, кавалеристы Богарне остановились в Троице- Сергиевой Лавре.

     То как вели себя французы в святых обителях известно. Много их было разорено и сожжено.                В Троице- Сергиевой Лавре, по преданию, ночью было генералу Богарне видение, явился ему сам Сергий Радонежский и сказал, что если его солдаты не сделают вреда святой обители то он благополучно вернется домой. Генерал собрал своих офицеров и дал им строгий приказ, чтобы не было допущено разорение обители. Приказ этот был исполнен.
   И мой предок строго следил за своими солдатами, чтобы приказ был исполнен. Богарне, как известно, благополучно вернулся во Францию. Была судьба благосклонна и к моему предку. Часто бывало, что он и сам удивлялся, как выходил живым из таких переделок в какие приходилось ему попадать с своими егерями.
    Но все же в одном из боев был ранен и попал в плен. Позже он ни раз вспоминал, что именно это и сохранило ему жизнь. На излечение попал в Рязань, там и познакомился он с одним русским капитаном. Были у них общие интересы, разговоры были об искусстве. Много говорили о живописи,  музыке. И других тем с этим связанных было не мало.
     Когда армия Наполеона покинула пределы России, стала понемногу возвращаться и обычная жизнь, как и во времена довоенные. Стало иногда собираться дворянское общество. Однажды капитан взял с собой в общество и своего приятеля француза.
    Прошло немного времени и посещение светского общества Рязани французом стало обычным. Многие из местных дворян нашли в нем интересного собеседника и вообще человека во всем приятного пришелся, как говорится «ко двору». Общение его свободным было не только в мужском обществе, но и в присутствии дам. В те времена многие из светских провинциалок были знакомы и даже изрядно увлечены чтением французских романов. А мой далекий предок, еще с времени обучения в военном корпусе и после, когда уже служил у Богарне, был большим любителем Парижских литературных салонов, а с некоторыми модными в то время именами был знаком лично.
     В одно из светских собраний капитан представил его одной молодой и одинокой помещице. Не было ничего особенного в их первом общении, как и обычно поговорили о литературе и живописи. Приличия ради он проявил интерес, как идут дела в поместье на том и расстались. Но знакомство их продолжилось и скоро они с капитаном были приглашены в поместье на какое то званое застолье. Почти все время, когда он был в поместье, они провели вдвоем. Разговоров было немного, больше говорили их случайные взгляды. Встречи их становились все чаще и продолжительнее, в поместье он уже приезжал запросто, всегда желанным гостем.
   Через несколько месяцев они обвенчались, венчание прошло не заметно и скромно, что не вызвало никаких не нужных пересудов и слухов. Не просто начиналась жизнь моего предка в поместье. Все было непривычно, а во многом не понятно. Но желание помогать и быть нужным той, которая так искренне приняла его и позволила почувствовать тепло своего доброго отношения к нему, побеждали эти преграды. Дела хозяйственные в поместье, как и ранее шли хорошо. Но вскоре, то ли из-за нерадивости приказчика, или не урожайного года, дела стали ухудшатся. Как хозяйка не старалась, а опыт в делах поместья у нее уже был, какие меры не принимались ею, все эти трудности оставались.
И он не знал, как и чем ей помочь. И чтобы, хотя и малостью помогать нашей доброй хозяйке, он занялся живописью. Это занятие, как и актерство не было приличным для дворянина, но слух о том , что работы его довольно хороши и пользуются успехом быстро разлетелся, дополнился подробностями и яркими красками. Много появилось тех кто просто проявлял интерес к живописи, но было достаточно и заказов на работы. Помещики
соседи их жены и дочери в дружбе с ним находили еще и новые темы для общения с своими столичными приятелями о нем и его живописи.
   Так уж бывает, можно даже сказать что вскоре, стали налаживаться дела в поместье.
Но занятия своего он уже не оставлял, хотя уже и не стремился к выгодным заказам.
Писал больше для себя, для доброго настроения нашей хозяйки и было для него самым
важным ее слово одобрения.
    И выходил он ранним летним утром на росные рязанские луга, чувствуя прохладу утренней росы, вспоминал свою, такую далекую от Рязани Нормандию, с ее прохладными
озерами и такими же травными и росными лугами. Чувствовал чем то необъяснимым, что эта страна, куда он попал волею случая, или чьей то сильной волей, становится ему понятна и так близка, становится его новой родиной. А что же с его живописью? И до сего
времени некоторые его работы хранятся в запасниках местных музеев. Иногда эти работы
можно даже увидеть на проходящих выставках.
      Видимо и моя страсть к живописи досталась мне по наследству от моего далекого предка. Вот и прошли перед нами события тех далеких лет, непосредственные участники
этих дней и событий: генерал Богарне, драгунский капитан, наша добрая хозяйка и мой далекий предок, а также те многие о ком мы не смогли рассказать в этом не большом рассказе.   
       

                июль 2012