****
Когда выгонят из большого театра
меня, примадонну, Отелло и Анжелику,
и ту, что вторая лебедь, и того, кто на скрипке пиликал,
и этого звукотехника со значком «Все мужчины - братья!»,
когда выгонят дворника и подавальщицу Розу,
её мужа, разнорабочего здесь на полставки,
буфетчика Гошу, чьи финансовые недостатки -
почти что «Федра», но при этом - такая проза!..
Когда выгонят билетёршу Авдотью Никитишну Зиппер,
что героиня труда и кладезь последних сплетен,
когда выгонят даже вон ту, с погонялом «Леди»,
и хормейстера Колю, любителя страсти призывной,
но в целом вполне представителя среднего класса,
и любовницу Коли (а заодно и Пети),
которая вчера такая пришла вся в красном,
хотя ей-то точно уже ничего не светит,
секретаршу, что в декабре припёрлась с загаром,
(Египет — оно, тут, конечно, в карман не спрячешь),
и начальника Пети, так пахнущего перегаром,
что вспоминаешь пиратов и зомбический телеящик,
когда выгонят гардеробщицу Зину, учтя заслуги,
но следуя верному курсу и выданному приказу,
хотя коллектив был против и брал на поруки -
но поднятые их руки не мешали хозяйскому глазу,
когда выгонят маленьких лебедей, две белых, четыре чёрных,
хореографа, что работал здесь за валюту,-
вот тогда всем оставшимся выкатят пива бочонок,
и, тех, кто ногастей, в капитанскую сгонят каюту.
И театр поплывёт себе, грудью взрезая волны,
и за ним поплывёт, словно шлюпка, билетная касса,
и все будут трудиться во благо и очень упорно.
И Жизель выйдет в синем, а Федра - конечно, в красном.
А все, кого выгнали из большого театра,
расползутся по маленьким, мимикрируют в частном и общем,
и наступит сегодня, переходящее в завтра,
где в открытой гримёрке никто ни на что не ропщет.