Из поэмы
1
Уж двести лет, как повелось,
Поэт-бунтарь, поссорившись со светом,
В прекрасный стих вливает злость,
Дух революции приветствуя при этом.
Но мне другой увидеть век пришлось,
Когда ее плоды, неведомые тем поэтам,
Отвергнуты с презреньем даже теми,
Кто был обязан дух продлить ее системы.
А потому мы и поднимем критики поэтов тему.
2
Поэтов много. Но порой они,
Умело в ногу с временем шагая,
Успешно славою с признаньем дни
Своих талантов ярких отмечали,
Богам Парнаса, кажется, сродни,
Бальзам тянули эстетического рая.
Но где же вы, прекрасные друзья,
Когда в руинах корчится Земля моя.
3
Конечно проще романтизма звонкие октавы.
Они украсить могут даже бред.
Бери злодейство, блуд и парадокс, годится все для славы.
Что делать, так устроен наш культурный свет...
Но не хочу надежной вековой отравы.
Годам, прожитым в мифе, дать хочу ответ,
Живя в стране со смутами в веках,
Что обороной от врагов внушила им надолго страх.
4
Легко в идейном бреде видеть в бунте благо,
Забыв, что жизни далеко до красоты,
Когда пожары, гибель – якобы за все расплата...
Культуры гранд, вот это все приемлешь ты?
Поистине, здесь не нужна ума палата,
Достаточен туман лишь поэтической мечты.
Как просто быть в иллюзии обмана,
Не увидать в законе революции диктатора-тирана.
5
Вот три столпа: Блок, Брюсов, Маяковский,
Еще не видя будущей судьбы,
Готовы песни петь правителям московским,
Обретшим власть в кровавом пламени борьбы,
Смешавшим трусость с смелостью бойцовской,
Рецептом пользуясь кровавой молотьбы
Приструнят скоро вас, поэтов и рабов,
И ловко вправят в культ ваш фимиам стихов.
6
Увы, не долог будет век их.
Падёт несчастным первый Блок
Чуть более прослужит человеком,
Несущим революции цветок,
Валерий Брюсов, внесший в рабство лепту,
Не видя диктатуры будущей росток...
Затем Владимир: «Инцидент исперчен...»,
Уйдет трибун, в ошибках вечен.