Ребёнок дум, в дыму летавших,
таит красивое, секрет,
он думает что увидавших -
такое - за стеною нет.
Он молча проживает сутки,
и зов его порыва лих,
всё вынимая то из куртки -
за что он проживает их.
И в глубине его одежды -
огромный космос, пантеон,
так думает невинный он,
питая пылкие надежды,
Готовя, как цветы на блюде -
секрет, как буд-то образа,
уверен он - увидят люди -
то слёзы ринутся в глаза,
и скатятся щекой усталой,
и озаренной чем-то. Им
владеет силою немалой,
надежда, и в пальто носим
секрет. И вот пора настала -
выносит он на пьедестал,
душа минуту ожидала
где он перед людьми восстал.
К нему подходит некто, но
красе секрета не внимает,
глядит - как-будто всё равно,
а после - сапогом пинает,
смеясь. Как-будто от мечей
упали на дорогу грёзы,
и пали тихо из очей
обиды маленькие слёзы.
Краса разбита дурака,
а рожа наглая смеётся,
и у наивного рука -
в ожоге, алая, трясётся.
Глядит, не опуская веки,
и молвит в бусине сверчок:
-Ведь это люди, человеки,
не удивляйся, дурачок.