Осаждённые города.
Поезда
никуда не идут.
Сиротливо стоят на путях.
В этом городе страх
можно трогать ладонью —
твоей, чтоб сухое тепло
холод встретило,
или моей —
много меньшей, прохладной и узкой.
Город держится, город не дрогнет,
себя не подарит врагу,
ни крысы, ни щели,
ни пяди брусчатки своей.
И только я не могу.
Я не сплю и не ем,
хотя нужно,
и каждую ночь,
в этой комнате стылой,
назло ненавидимым всем,
пред рассветом, холодным и тусклым,
забываюсь на пару минут,
и во сне хочу вырваться — прочь
из объятого ужасом города.
Верю, что это
не чудится мне, как очнусь, —
стук колёс, череда фонарей,
словно псы-поезда
мне хотят рассказать свою грусть.
Я их слушаю —
и остаюсь.
В осаждённом, заброшенном городе,
в призрачном тихом нигде,
остаюсь одинокой, немой,
и хотела б забыть, но я знаю,
что ты там, за невидимой серой стеной, —
среди тех, кто его осаждает.