миллион

Олег Конаков
    Трамвай скользил сквозь туман по жиденьким утренним сумеркам. Раскачивался на ходу, лязгал тележками в поворотах и будто перемешивал пассажиров в светящемся желтом фонаре салона. 
    Софья Яковлевна при каждом повороте вагона напрягалась корпусом и прижималась к поручню, тяжелая сумка постоянно хотела развернуть её и оторвать от стальной трубы. Металл холодил лоб.
    Ехала Софья Яковлевна к мужу. Привычка ездить к мужу по понедельникам сложилась давно. В выходные на кладбище бывало слишком людно. В шуме и суете чувствовала она себя не совсем уютно, что ли,  потому в последние годы она приезжала именно в будни. Находила знакомую оградку, застилала скамеечку целлофановым пакетом и сидела, беззвучно шевеля губами иногда по полчаса, а иногда и дольше.
    На "Островского" трамвай хлопнул дверками и покатился к стрелке. Некрасивая вагоновожатая, развернувшись корпусом к салону рявкнула из кабины - "До кладбища вагон идет!!", и предупреждая лишние вопросы выкрикнула - «Все трамваи идут до кладбища!"
    Зябкий туман оседал мелкой водяной пылью на кустах и оградках. Сегодня вдова пришла к мужу можно сказать по делу.  Выигрыш в лотерею случается раз в жизни, а такой и то не в каждой. Обыкновенно Софье Яковлевне везло в жизни в разных делах, но вот так вот пожалуй в первый раз.
   - Мишенька, такая сумма нам с тобой досталась... Все есть у нас с тобой, как же быть...
     Всю свою трудовую жизнь Софья Яковлевна проработала в большом банке кассиром. Тридцать два года считала чужие деньги. Сначала сотни, потом тысячи рублей, потом миллионы. Никогда всерьез не думая что делают с такими суммами, пересчитывала купюры, проверяла документы, подписывала квитанции. Ей всегда представлялось, что это просто, если есть деньги, даже огромные деньжищи - то тому, кто владеет всегда все ясно и понятно, что с ним делать. И тут - на тебе...
   - Мишенька, как же быть?
    Рассвело. По аллее двое в ярких жилетках провезли скрипучую тележку с лопатами. Вдова оставила на столике небольшое яблочко, пачку сигарет и пошла к воротам.
                *  *  *
    Через дорогу от дома, в котором жила пенсионерка располагалась церковка. Ей было удобно ходить сюда. Шеренга стриженого кустарника отгораживала от жилого квартала железнодорожный вагон - ресторан. Снятый с колес, с небольшой маковкой, покрашенной обыкновенной серебрянкой, над тем местом, где должна быть алтарная часть. Он стоял тут как временный храм уж лет десять. Перед входом в вагон на клумбах росли розовые кусты и можжевельники. На заднем дворе приходской батюшка в синем халате поверх подрясника мыл старенькую иномарку.
    Софья Яковлевна подошла ближе, обратиться за советом мысль пришла в голову уже перед домом.
   - Здравствуйте, батюшка, мне нужен совет.
Батюшка лет тридцати пяти, поставил ведро и отложил тряпку.
   - Слушаю вас, какой у вас вопрос, - батюшка вытер руки краем халата.
   - Скажите, вот у меня есть брат, - Софья Яковлевна замялась,- Он моложе меня, но он инвалид,  и у меня тоже кроме него никого нет. Брат мой живет в другом городе, для меня очень далеко, я же на пенсии и не езжу туда, как я могу ему помогать?
    - Ну что я вам скажу... Конечно, это хорошо когда близкие  помогают друг другу. Очень благостно когда есть желание помочь и есть возможность. Помогать надо, но бывает и так, что есть возможность оказать помощь, но нет желания что-то делать. Совсем плохо дело когда кажется что нечем помочь, и при том не хочется даже предполагать, что помочь чем то можно. Это иногда называют бездействием.
    - Так как же мне? - женщина пыталась понять услышанное, семга купленная по дороге оттаяла и капала на брусчатку. Пахло морем.
    - Вы птичек зимой подкармливаете?
 Софья Яковлевна стала вспоминать сыпала ли она в эту зиму птицам.
    - Ну как же, они же зимой мерзнут, им голодно...
    - Вот если вы уже думаете о своем брате и знаете о его лишениях, то вы знаете в чем он нуждается и какая помощь ему нужна. И тут миллионы не нужны.- закончил батюшка.
   
    По дороге домой Софья Яковлевна все бормотала себе под нос:      
      - Ну конечно "миллионы не нужны", ещё как нужны, эти "миллионы"...
                *  *  *
      Софья Яковлевна звонила своему брату в другой город. Брат потерял правую руку на работе, а на другой руке осталось только два пальца.  Научился все делать для себя этими двумя пальцами, но с хорошим протезом делал бы больше.
   - Сколько? Сколько?!! Миллион??! Рублей миллион? Они там с ума сошли? Столько денег! А других нет? Да? Да? Да? А этот самый лучший? Есть лучше? Сколько? Сколько?!! Да они с ума там сошли! А этот? О господи, такие деньги!! Да? Да? Ох-хох-хох....
                *  *  *
   В аптеке у окошка какая то старушка, сгорбившись, копалась в большой сумке. Достала из нее сумку поменьше, а из сумки пакет, долго шуршала, разворачивая его и "выкапывая" из глубин кошелек. Шаркая, отошла в сторону.  Софья Яковлевна, воспользовавшись ее замешательством, попросила девушку за прилавком: 
- Корвалол, пожалуйста, -  мелочи, которая накопилась в кошельке,  не хватало для расчета. Пожилая женщина колебалась - разменивать ли тысячную единственную в кошельке или зайти потом.
   Старушка в сторонке все-таки нашла свой кошелек и считала мелочь. Глядя на нее, Софье Яковлевне стало тоскливо.
- Давайте два, девушка, - сказала она нервно, протягивая в окошко купюру: - Что же я буду ходить к вам по сто раз!
                *  *  *
    Лук был злодейский и безжалостный. Пенсионерка, бодро двигаясь по кухне, постоянно окунала нож в воду, но слезы текли. На сковороде шипела под крышкой сёмга. Промакивая глаза краем рукава, Софья Яковлевна разговаривала с мужниным портретом, стоящим на полочке:
   - Мишенька, ну конечно брату они нужнее, лучше было бы если бы он выиграл этот билет, ну и пусть, и я бы тогда  так не мучилась. С этими билетами только расстройства. Пусто - плохо, и удачный - ну просто беда. А эти доктора в Израиле, ну они там совсем сума сошли в своем Израиле, один протез и то до локтя - и миллион рублей! ну откуда у нашего инвалида такие деньги!? Мишенька, я завтра пойду на почту и отправлю, только братца предупрежу, как бы их там, на почте не потеряли. А наши - в банк, на депозит. Все равно у нас с тобой почти четырнадцать останется.