Ах, баба Вера, свет далекий - баушка,
Ах, шепоток вечерней сказки – нА ушко,
Зачем платочек нА ночь – непонятно мне,
А руки в жилках, глажу их – приятные.
«Борш» в «чугунЕ», пампушки с маком, «шанюжки»,
Сметана и «кулага» - стол от бабушки.
Как вижу, подзываешь сладким голосом
И - смальцем, – до сих пор густые волосы;
Ворчала мама: «гусева косметика»…
А прибауточки? – закон и этика:
«Покуль живые – чё ж и помирать-то?
Не за мошну, а брат держись за брата.
Работа ценится, что шили мельче вы.
Не Имущий богаче, а подельчивый».
…А было всякое. В дому – кати шарОм…
Цыгане в те поры пристали табором…
Дите цыганское – в котомку спрятано.
Сама кормящая – давайте в хату к нам!
Своих здесь восьмеро, да уж помЕстятся,
Картошки варятся, подходит тестице.
Крикливым гамузом кто где пристроились,
А утром – черт им брат! – в дорогу тронулись.
С коровой справилась, несет домой удой,
Там рев белугою… Что взять, коль двор пустой? -
Так Нинку, меньшую, сманив конфеткою, -
В кибитку, глупую, прикрыли ветками.
Гналась до рощицы, отбила силою,
Вот так аукнулось: «Все люди - милые».
На жизнь не злобилась. Жила, как жили все, -
Вставала с солнышком, ложилась по росе.
В войну бог миловал, сберег двоих сынов,
Да муж с грехом пришел, хоть понавез обнов.
На фронт отцом пошел, вернулся пАрубком,
Солдаткам всем нужён, не сдержишь зА руку.
Терпенье кончилось: «Иди ты под чартЫ».
А дети просят есть, им не завяжешь рты.
В колхоз «за палочки», потом дела в домУ,
Знать, как пришлось одной, лишь богу одному.
Да подняла детей. Дивилось все село:
«Все вышли путние, вишь, Верке повезло».
И внуки радуют. Их двадцать три. При ней
Одна – та, Нинкина, цыпленок - всех жальчей.
И непоседлива, а к бабке ластится,
Хоть не обидел бы её бог счастьицем…
…Ах свет далекий мой, ах ангел - баушка,
Поговори сейчас со мною - наУшко…