С недавних пор казаться стало мне:
Теперь стихов не пишут только крабы,
И то – из-за строения клешней.
Все прочие пытаются. Итог –
Кипучий словоблудия поток,
Где среди авторов – и мужики, и бабы,
Примерно поровну. Поди накинь платок
На каждый разеваемый роток,
В мильонный раз лепечущий о том,
Как в грёзах розой становились жабы…
Хоть в рифму лепетали бы хотя бы!
А то ведь, помоложе кто, гуртом
Все прут в верлибр без смысла и пощады…
Однако речь тут всё же не о том –
Пусть пишут! Что нам в строгости излишней -
А речь – про тему многих дамских виршей:
Каким возлюбленный быть может мудаком.
Кто с этою поэзией знаком,
Поймёт, о чём я. Как упёрто бабы
Одно талдычат разным языком:
Уж я б ему… Уж как его бы я бы…
Звездою путеводной по ухабам
Вот прямо к счастью так и повела бы…
И стать самим собою помогла бы…
Но нет бы был бы благодарен мне!
Он, падла, топит свой талант в вине
И в лени! У мерзавца на уме -
То блажь какая-то, а то другие бабы!
На тыщи счёт идёт таких стихов,
Во всех клеймят любимых мудаков.
Порой - технично и изысканно вполне,
Вот их-то авторшам сказать охота мне:
Сударыни, окститесь! Не пора бы
И жар в грудях, и творческую прыть
Для тем с героями другими потребить!
А то ведь, хоть неплохи ваши ямбы,
Они исчерпаны! Отлипните от них!
И если уж не хочется иных
Тем кроме нежных чувств, так хоть иных
Для тех же тем сыщите персонажей.
Пока же смотрится всё это странно даже:
Так тосковать, терзаться, рваться в бой
Помочь кому-то стать самим собой,
Когда – положим – этот ваш герой
Как раз в том виде, в коем ваш покой
Похитил – и является собой.
В гробу он видел путеводность вашу!
И разберётся сам с своей судьбой.
Портвейн на завтрак любит он – не кашу,
Которую готовы вы сварить,
Надеясь осчастливить человека.
Ну, напишите хоть про фонари,
Ночь, улицу, зелёный крест аптеки…
Глядишь, и с ним появится, о чем поговорить.