В моей гробнице не найдут моих останков,
но я пишу к тебе, улыбчивая Агнес,
что я в застенках недостроенного замка,
как посоветовал однажды Божий Агнец.
Столетья минули, я так же исступлённо
пытаюсь выкроить давно забытый образ,
ведь этот замок для тебя лишь возведён, но
осталась, впрочем, неустроенная область.
Осталось космос развести, собрав созвездья,
сухую почву застелить коврами роз бы,
ты так любила их безвкусные соцветья
и не терпела неуверенные просьбы.
Под жидким солнцем он так выцвечен и жалок,
я всё терзаю себя мыслью, неужели
ты до сих пор не посетила свой же замок,
гнушаясь обликом иных сооружений?
Пренебрегают мной газетчики и птицы,
но я к ним в общем хладнокровен, потому как
мне тяжко дышится, тем паче дурно спится,
и не до внешнего, поверь, в подобных муках.
Но не волнуйся, ведь на пользу океанский
бодрящий воздух, ну а если откровенно,
я внятно чувствую, что гипсовая маска
заменит вскоре мне все маски Мельпомены.
Но я останусь для тебя в своих стенах же,
неясным бликом на центральной пирамиде,
хоть я мечтал бы угадать, о чём не скажешь,
когда его ты наконец-таки увидишь.
Чуть не забыл, вообрази, пришло письмо тут,
а это ново для меня, поздравь с почином,
недели три назад, в условную субботу,
уведомляли в нём о том, что ты почила.
Меня в озноб кидало, горестный и жуткий
я соскребал налёт с души моей болезной,
кому взбрести могла уродливая шутка,
теперь наверное гадать уж бесполезно.
А вечер близится лиловым монолитом,
песчаный остров укрывающий от зноя,
мне воздух кажется сухим и ядовитым,
а потому я предпочёл дышать тобою.