Провинция исходит едким светом,
гоня по стенам тысячи теней,
и если ты родился в ней поэтом,
хотя бы умереть рискни не в ней.
Поэтов здесь хоронят по-иному,
чем в радужной столице - в этот день
страна не нагружается вином и
ТВ соплей не лепит на плетень.
Неровным погребальным караваном
два зыбких алкаша, один чудак
придут, дыша похмельем и туманом,
и в землю запихают кое-как.
Петляющей кладбищенской дорожкой
вернутся восвояси и споют
на пару с четвертушкой и гармошкой
про то, что людям жизни не дают.
А женщины, увы, приходят редко -
у женщин рифмоплёты не в чести -
ну, может быть, заявится соседка
с гвоздикой обезглавленной в горсти.
Ни траурных эссе в иной газете,
ни памятного вечера в ДК -
глубинка не нуждается в поэте,
тропинка здесь его неширока.
Поэтам надо здравствовать в столице,
в столице же потом и умирать -
в провинции поэты очевидцы,
как всем на них забить или насрать.
Они здесь потерявшиеся дети,
никто в их не участвует игре:
один ты жил, один и канешь в нети,
лишь ветер твоей внемлет чур-чуре.