Чертиком из табакерки играюсь до посинения,
Произвела полуночника в эльфы сирени я.
И теперь мучаю, будто стихотворение.
Выпрыгнул, чудо такое губами прошлепала.
Дырки из слов неудачных другими я штопала.
Тянет-то пуделем мрачным вокруг, да и около.
Экстравагантный, чихать мне приходится весело,
А говорит подлинней - я и уши развесила.
Пятку-то ищет душонка моя мракобесьева.
Ветошный дом, табакерка, как медом намажется,
сдвинется скомканный почерк, да после уляжется.
Поднапружинится точка, завязкою скажется.
А и страдает луна в полушалке, что чертик-то добренький.
И норовистою жалко терзать его кобринькой.
Рифма ухмылка-печалька, хоть ты потешь оргинькой.
Очертенит, отабачит, да спрячется в домике,
мечучи набело-начерно молниньки-громики,
да аппетит многознача по физиогномике.
Проклятие чертика
Все твои стихи не стихи,
И твоя любовь не любовь,
И твое апчхи не апчхи,
Только я один здесь живой.
Сыт и пьян и нос в табаке.
Вижу и насквозь и навсклизь.
Что зажала нос в кулаке?
Честно на себя чертыхнись!
Чернодрянь! Шлындромразь! Брандахлысть!
Обижаться стоит ли на проклятия?
Управдом человеку не друг, не братия.
Табачку нюхнула не по зарплате я.