В ледяном смертном одре,вряд ли кто-то услышит,
Ту звериную боль,что терзает во сне…
Получили в тот день индульгенцию свыше,
Семь архангелов падших на железном коне…
Есть неписаный свод у охотников старых.
Он законом зовётся и на все времена,
В нем охота - не цель,не забава, не шалость.
И конечно не тир, и не с лесом война…
Ну а тут – беспредел, среди сопок, на кряже…
Реки алые крОви на кристальном снегу…
И на кладбище двое - егерь, черный от горя,
Да приятель, смотрЯщий, что сказал: «Помогу!..»
Отчего так? Зачем? Целых семьдесят жизней!
Положили как в тире - всех, один к одному!
Егерь, плача, стонал,отпевая погибших,
Причитая: «За что?! Не пойму! Не пойму!..»
Всех – и старых и мАлых,без разбора, нещадно,
СнайперА положили семь десятков косуль.
На рычащих конях,с карабинов заморских,
Со швейцарским прицелом,точным градом из пуль...
Развлеклись и ушли, ни о чём не жалея,
Зная – некому мстить, за спиной – тишина…
Мрачно глядя на бойню, злобно плюнул смотрящий,
Молвил коротко егерю: «Кончим их, старина…»
Говорят, что старик слово данное держит,
Двое к рыбам ушли, остальные – в бегах…
Нервно курит Фемида, сила денег иссякла,
Смерть их ловит в прицеле,и в душе – только страх…