Или история, рассказанная полицейскому патрулю в их машине полуголым человеком, которого они везли в отделение морозным январским утром.
Ничего не предвещало...
Как все вышло – не пойму?
Но лиха беда-начало,
А трындец - венец всему.
В новостях мужик небрежно
Прогнусавил в свой прононс,
Что в пиндосье зарубежном
Рухнул индекс Доу Джонс.
Я на это и не чухнул,
И не дернул головой.
Ну и ладно, ну и рухнул.
Чай подымут, не в первой.
Нам конечно Джонс не встряска,
Только, братец, погоди!
Это присказка, не сказка,
Триллер будет впереди!
Все пошло кошмаром жутким,
Будто кто наворожил.
Столько я за эти сутки
Катаклизмов пережил!
От меня ушла невеста,
За ночь дом пожар слизал,
Друг каким-то странным жестом
Мне в ночлеге отказал.
Я постанываю тихо,
Нет ни пищи, ни огня.
На помойке три бомжихи
Отметелили меня.
Я по признакам зловещим
Вижу, глядя на дела -
Не одну, а восемь трещин
Сразу жизнь моя дала!
Ночью в парке возле ели
По приказу вожака,
До трусов меня раздели
Два угрюмых мужика.
Утром вновь судьбы издевки
И ушибы на боку.
Оборвались две веревки,
Что я ладил на суку.
Никогда я так не злился,
Вспомнив утренний прононс.
Чтоб он вовсе провалился
Этот индекс Доу Джонс!
Ладно, Джонс мне фиолетов.
У меня своя "хурма".
Я в трусах. Вокруг не лето,
А расейская зима!
Я призвал природный юмор,
Осмотрелся, сел на пень…
Хорошо, что я не умер
В этот чудный зимний день!