я запомнил её привычки, я запомнил, кажется, её всю.
все пять лет я пытался прикинуться дичью, я хранил под подушкой ладан, распивая
ночами коньяк - и сейчас я пью. и была мне тогда лишь одна отрада - вся любовь
отдавалась утробным рыком в глотке, также сильно, наверное, любит волчица-мать.
и сейчас, я, читая новостные сводки, боюсь себя нечаянно не понять.
тёплой кашицей растекается снег под ногами в лужи, образ жизни говорит быть к
земле поближе, вспоминаю, как мать бездумно веки детёнышу лижет, и как я
бездумно грел дыханием твои руки в стужу. стонет ветер, неся моё громкое "я
скучаю", я всё вторю "скучаю сколько уж лет".
та квартира, наверное, пахнет духами и чаем, и, скорее всего, на пороге
сотни квитанций за свет. также сильно, как я скучаю, также сильно... наверное,
ничего больше нет.
также резко как спать, я перестал улыбаться, разучился, стёрся теперь до
кости, улыбаюсь лишь редко безумным оскалом, когда она ночью мягко касается моей
руки. улыбаюсь легко я промозглыми днями, невесомо касаясь могильных плит, у её
надгробия тонкий туман, он плетями обнимает меня снаружи и изнутри. улыбаюсь до
жути натянуто, и они принимают улыбку эту за красный знак, я курю снаружи, мне
чудится запах могильной мяты, если я всё же двинулся - будет так.
я запомнил её привычки, я запомнил её, к сожалению, одну.
мы тогда скрывали всё, что было личным, только нашим, пока мы отчаянно шли ко
дну. за три года, что я находился в плену моих ливневых, почти стыдных слёз мне
казалась, вот Роза и Джек на руках моих, выплыли прямо из горестной сказки в
гремучий душевный мороз.
я запомнил её и поэтому мне так сложно собраться с силами.
ветер выл в голове, мои черти сидели и выли, я был пеплом унылым всё то время,
что пытался собрать себя из огня, из скверны, из звёздной пыли, но мешал мне
крест и цепляющее глотку бремя. я был Алисой в Стране Чудес, пытаясь получить от
самого себя внятный ответ, смотрел на этот злосчастный свет, но всё же бездумно
топтался на месте. я молился в немом протесте, но
тебя нет, о Боже, тебя больше нет.