Н. П.
-1-
Ты гриппуешь и моешь посуду,
я несу стеклотару в ларёк.
Обдаёт неизвестно откуда
нас нездешний, не наш холодок.
Оттого, что летит, улетая,
простыня в полумрак голубой,
жёлтых бабочек страшная стая
там кружит и кружит над тобой.
И понять невозможно причины -
отчего нас вписали в роман,
где не плачут от страха мужчины,
только верят виденьям и снам.
Ты посуду домоешь и ляжешь,
и опять полетит простыня.
Я ведь знаю, ты с этим не свяжешь
никакого больного огня -
ни повышенной температуры,
ни дыхания через огонь.
И прохладней ладони скульптуры
простыни голубая ладонь,
уносящей в какие-то дали,
как девчонку семнадцати лет,
от зимы, от распухших миндалин,
от меня - мой единственный свет.
-2-
По-прежнему музыка будет играть,
и светлое - радовать светом,
а я, если лягу с тобою в кровать,
то вряд ли не в городе этом,
то вряд ли в моём, вряд ли даже в твоём.
Есть город, где лица, как птицы.
А где нам ещё находиться вдвоём,
а где нам ещё находиться?
Уставшие птицы под сильным дождём,
вот - сойка, вот - голубь, вот - кондор.
А разве чего-то другого мы ждём,
чем жизни и смерти в Макондо.