Срок жизни
Я, как травник, житейские даты
собираю на дальних уг;диях,
их с сухими слезами смешиваю
и настаиваю, как снадобье!..
…Гумилёв Николай Степанович,
замечательный русский поэт,
был расстрелян под некоей Бернгардовкой
тридцати пяти от роду лет.
Мандельштам Осип Эмильевич,
сочинял на обрывках страниц,
а потом в сорок семь, как выдохнул,
брызнув кровью закатных зарниц.
Жизни срок исчисляя по копоти
(год за годом - не счистить ужЕ),
я готов поделиться опытом,
как глотать секунды-драже!
Но к чему увеличивать сроки?
Мир жесток - а талант раним.
И добавленных дней жестокость
отрицается им самим.
Оттого и живут «по-соседски»,
поделив в коммуналке клозет,
гениальные малолетки
и пустые хранители лет.
Смерть Николая Гумилёва
Признак мудреца — великодушное забвенье!
Лопе де Вега
Гумилёва читаю, как пью,
и не надо вина.
Золотистая речь
рассыпается жемчугом моря.
Припадаю к источнику,
фыркаю, жмурю глаза
И на миг забываю,
что пью послесловие горя.
Горе входит, как тень,
и неспешно ложится у ног.
Оно трогает кожу
и лижет случайные мысли.
Господин Гумилёв,
Вы подали смертельный урок,
Накормив эту тварь
из златой Николаевской миски!..
…Его вывели утром.
Был август, и падали звёзды.
Вертухаи зевали,
патрон досылая в размер.
Он стрелкам по глазам
полоснул огоньком папиросы,
И шепнул что-то смерти
на свой, на гусарский манер.
Заворочалось небо,
но утром чудес не бывает.
Спохватился старшой:
«Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!»
Гад последний сказал:
"Мало, кто так умирает!"
И рванул за подол
присмиревшую барыню Смерть.
1.
Два стихотворения памяти Осипа Мандельштама
Гений наивен, потому что мысли его божественны.
Шиллер.
Безумна мудрость пред соблазном.
Потерь невидимый черёд
Уж предстоит, а ей лишь важно
Раздумий не нарушить ход.
Глаза полны лучистой влаги,
Всё к лучшему, беспечный друг!
А «друг» уж подписал бумаги,
Кнутом гарцуя в ставнях рук.
Склонилась жизнь пред мыслью ч;дной,
О бренном теле дела нет.
И вот уж под ударом курда
Чертёж объемлет Архимед.
Прощайте, милый грек-строитель,
Ваш труд оправдан и спасён,
И мудрость – снова победитель!
Нас погружают в сладкий сон
Ума беспечные соблазны.
Потерь предвидимый черёд
Пусть примет тот, кому так важно
Раздумий не нарушить ход!
* * *
Как лист бумаги подержанной,
Брошенный в ноги времени,
Творил Мандельштам поверженный
Ночами, не чувствуя бремени.
Детишкам напишет баечку,
Иль с Пушкиным в рифме сложится.
Днём – денег только на маечку,
А ночью – пИшется, мнОжится!..
Окно. Просыпаться не хочется.
Солнце - стальное лезвие.
ПолУночное одиночество
Полуденного любезнее.
Осип, не бойтесь света!
Давайте чинить нач;ла,
Детишек страны советов
Бросать в стихотворные чаны.
В кипящее Слово Божие!
Осип ответил глухо:
«Я обнаружил кражу:
Чаны пусты - сухо…"
Он уходил испуганный.
Ему не хватило времени
Ночь обратить в пугало
Дневного дурного бремени.
* * *
М.И. Цветаева. 1940 год,
одна из последних фотографий…
Кто не спускался в глубину унижения, не сгорал в огне страданий
и не заглядывал в лицо смерти, тот не знает многих тайн бытия
и не уразумел ещё истинного смысла собственной жизни.
митр. Анастасий (Грибановский)
Сколь наши домыслы причастны
К свешённой гибели земной?
Вот правым глазом, взором ясным
Марина воскрешает строй
Беспечной королевы звука.
Она вдали, она над всеми!
Так смотрит девочка из тени
На крепкую мужскую руку.
А левый глаз – беды соринка,
Груз вЕковый прожитых лет.
Увы, не расточит слезинки
Фотографический портрет.
Уж тень Елабуги припала
К руке злодейской, и злодей,
Взалкал и следует за Ней,
Он приготовил смерти жало!
Два разных глаза, два крыла…
Подуло к полночи прохладой.
Она очнулась и ушла.
Елабуга, будь ты неладна!
Я мог её остановить,
Отнять верёвку, выждать время,
Забыв о том, что русский гений
Свободен быть,
или не быть.
Марина Цветаева - так не бывает...
Марина Цветаева – со-цветие жизни и смерти.
- Так не бывает!
- А вы поверьте. Слышите?
Марина
из Елабуги-ямы
выводит ритмические румяны…
Марина, простите нас, невыразительных.
Вы вербой на Вербное за-Цветаете.
В России вербой встречают Мессию,
Богу Русский ковчег выстилая
Любо вас наблюдать танцующей
в травах кладбищенской земляники,
там, где никнут печальные кущи
пред вами, Никою Самофракийской!
Марина, милая, так не бывает!
Жизнь и смерть не слывут подружками.
Век меркантильный приходит в отчаяние,
Глядя, как вы раздаёте кружкой,
Полною кружкой, за так, любому
Литер со-цветие в крохотных книжицах.
Люди, читайте, прыгайте в омут
радугоносных рачительных ижиц!
Близится полночь. Я допиваю
Ваших стихов драгоценные вина.
Марина Ивановна, так не бывает:
Вас не любить невыносимо!
Четверостишие «Мценская дорога»
(Памяти Андрея Вознесенского)
Сколько словесного бремени
Разъяли уста Вознесенские,
Чтоб из молекул времени
Вымостить горы Мценские,
Чтобы запели рунные
ГлАсы над ранней проседью,
А на спортивных трибунах
Восторги зарделись россыпями!..
Стоп!
Обнаружил цитату,
Откуда ты, пряная весточка?
Считываю: «Том двадцатый,
Шестидесятая строчка»…
* * *
Толи цыкнула мать над шалостью
И нахмурилась от усталости,
Толи корень прирос к окончанию,
Толи скрыпнули створы Татьянины,
Толи Богу шепнула уродица:
Отче, родинка выпала с Родины!
Но заплакала церковь Мценская,
Над головушкой Вознесенского.
Аве, Оза…
* * *
"Это звучит нескромно, но я всегда был уверен, что ничего со мной не случится - у меня другое предназначение. Предчувствие другой судьбы", - ответил Вознесенский
Поверьте, дружище, со мной ничего
Не может случиться на дольней дороге.
Мудрейших приобретений зело
Не так-то легко опрокинуть под ноги!
Пока звездою с насиженных мест
Не явится вестник, крылами похрУстывая,
Буду носить на верёвочке крест,
КровоточА заусенцами бруса.
Сегодня я умер – упала звезда!
Вам на прощанье стихи почитаю.
ВслУшивайтесь в окончание фраз,
Я ведь, читая, таю…
* * *
Шестидесятники, младая пр;на,
Хрущёвской оттепели марихуана,
Жуки-точильщики неугомонные
В;ка двадцатого, посеребрённого.
Эх, муза русская – поэтов мельница.
Зерно проросшее дробится, мелется.
Урчат покАтисто жернОвы блинные.
Шестидесятые – года былинные!
Кочую мышкою по интернету.
Поэтов клИкаю, как жму гашетку.
Ищу КихОтов след, мукою бЕленый,
Но мне отпущено так мало времени!
Уходят Роберты дорогой Мценскою.
Рука Ахатовны вдоль Вознесенского.
Чу, сообщение! Глотаю симку:
«Стихи кончаются. Невыносимо!..»
* * *
Памяти Беллы Ахмадулиной
«Величие – и в смерти деликатно.»
Б. Ахмадулина «Вишнёвый сад»
Говорят, в Каппадокии храмы
Оседают. И каждый год
Прорастают земные курганы.
В отломившийся неба свод.
Неужели в земных сочленениях
Роль подпружная невелика,
И от времени стихотворение
Гибнет так же, как фреска та?
Вознесенский, поэт эпический,
Форм подпружных восславил роль,
Но к достоинствам безразличная
Смерть сказала поэту: «Довольно».
Вы же пчёлкою медоносною
Наварили мед;в тома
И Тарусской обновкой н;скою
Отказали смерти в правах!
Вам, нежнейшей, земной черёд
Оседающей Каппадокии
И друзей торопливый уход
Стал намеренно неугоден?
За Андреем, во тьму кромешную
Потянулась Ваша рука,
Пустоту образуя между
Верхом неба и дном стиха…
* * *
Два стихотворения памяти Максимилиана Волошина
Он жил, как рыцарь из Ламанша,
умом переступая век.
Сегодня бы сказали – м;чо,
и благородный человек!
Он расточал земные лиры,
брал женщину на абордаж,
а ночью, нежный, мыл квартиру
и нижний заливал этаж.
Его наукой были горы.
И гор высокий образец
пленил умов ночные споры
и вольнодумия сердец.
Он революцию в России
увидел зрением Христа
И силу подчинил бессилью,
один из тысяч, может, ста.*
Волошин, habilis умелый,
Ты умер, нет ли - знай одно:
Тебе порученное дело
Тобою не завершено!
* Волошин в годы Гражданской войны
прятал в своём доме раненых,
попавших в беду людей, и белых, и красных.
Ему было их равно жалко.
* * *
В хляби житейского моря,
Как в мягкой перине горошина,
Сокрыт драгоценный ларь,
Дом – Коктебель Волошина.
Я побывал, представился.
Макс, Вы – огромный умница!
Вам бы Думою править,
Чтобы страна одумалась.
Чтобы страна постсоветская
Сквозь капитальную накипь
Стала страною детскою
Наивных людей и правил.
Религиозно-светская,
Алая, синяя, белая,
Новозаветно-ветхая,
Певчая, сочная, смелая!
Де Габриак и Цветаева,
Гулкие, ранние, млечные,
С кисти прозрачной тая,
Вас целовали в плечи.
Вы – Прометей, прикованный
К склону горы Коктебель*.
С неба по руслу отлогому
В море, в житейское логово
Льётся родник - акварель...
*Один из склонов горы Коктебель удивительным образом
напоминает профиль лица Волошина
* * *
Памяти Иосифа Бродского
Иосиф раскурил заначку,
стряхнул неаккуратно пепел
и тронул ящерицу-рифму.
Она казалась неживою,
лишь глотка втягивалась мерно
при каждом вздрагивании кожи.
«Дела!» – сказал себе Иосиф,-
«Скрипит в уключинах Харона
Трахея рифмы сладкозвучной…»
* * *
Когда в имениях Хрущёва
О красках рассуждал бульдозер,
И нормой главного закона
Был гнев партийно-всенародный,
Собрал Иосиф всё, что было,
А было Ёське двадцать лет.
И фрезеровщика кормило
Сменил на прозвище «поэт».
Но норма главного закона
Была завистливой и жадной.
И фрезеровщики поэту
За тунеядство дали срок.
Сто-оп!
Тунеядство - выше нормы.
Оно, как воз телеги смрадной,
Парит!
И чувствуется лето
Сквозь кучи смерзшийся кусок.
* * *
А где вселенная его?
От планетарных притяжений,
Кардиограмм сердцебиений,
Не начатых стихотворений
(недолетевших НЛО),
Остался на бумаге росчерк,
Машинописная строка
И дней дождливых облака.
Венеция...
И остров Мёртвых*.
* остров в Венеции,
среди прочих там похоронены Бродский и Стравинский.
Век Бродского
"О, сколько света дают ночами
сливающиеся с темнотой чернила!"
И. Бродский "Римские элегии"
- Бойтесь Иосифа Бродского.
Его планетарный разум
в извилинах жизни скотской
парит над пучиной праздной.
Ахматова (слышали новость?)
берёт его на поруки.
Анна Андреевна, Бродский -
Окололитературный трутень!
Его писанина - мОрок.
Он жерновами двустрочий
Рифму на мельнице Боговой
До боли сжимает в точку!
- Если не чувствовать боли,
Кто через век поверит,
Что жили не только моли
В складках сгнивших материй...
Читая книжицу Н. Рубцова Подорожники
Ах, как пахнут Его подорожники!
За страницей листая страницу,
Я листаю цветущие донники
Хоботком, как пчела-медуница.
Горьковатый в речах и помыслиях,
Неприметный парнишка фартовый
Про Николины* выплакал выселки
Сладкозвучным Орфеевым словом.
Я пишу эти строки в Испании.
Солнце жарит, как тОро* полуденный,
А вокруг, в придорожной окалине
Медоносят Рубцовские улеи!..
Я бежал, я надеялся: тысячи
Километров, скитания дальние
Припорошат Николины выселки
И окольные зовы астральные.
Нет! Не вышло - далече от Родины
Встрепенулся во мне укоризной
Звон малиновой церкви Николиной
На заснеженных хОлмах Отчизны.
* Никола - деревня, где вырос Н. Рубцов
* торо - бык (исп.)
Памяти Высоцкого
Нынче на Ваганьково праздник. И хотя Ваганьковский погост - не место для увеселений народных, как не веселиться, если душа у косточек Володиных присесть желает, да участливо поделиться с соседкой по мёрзлой скамеечке: «Вот оно как. Грешный человек, а потрогать хочется, как ангела!..
Владимир Высоцкий,
Вы живы,
нет ли?
В Ваше обилие слов
Я погружаю ловчие сети...
Знаю, Чудесный лов
Ждёт меня на углу Каретном
В волнах пяти морей!
Скоро ль, нет ли,
Под жёлтым светом
Крашенных в ночь фонарей
Муза, подруга досель чужая,
Не поднимая глаз,
Гулко шепнёт мне: "Мсье, подайте
Нищенке пару фраз.
Мой прежний хозяин
играл на гитаре,
Я молода была...
Смерть разлучила нас.
Бога ради,
пишите,
я голодна!..
1980 -2010
Тридцать лет его нет и не будет.
Дела-то серьёзные!
Изменилась страна,
Нынче совесть – досадный оброк.
Но хрипит его голос
Потёртый, шальной, оцифрованный
И спрессованный временем
В тысячи памятных строк.
Он звучит, как молитва,
В неравном житейском сражении
И колышет сердца, как на марше.
Его «маршбросок»
Раздвигает привычные
Правила стихосложения
И в толпе безголосых
Находит родной голосок!
На Ваганьково ходят и пьют за него
Люди разные.
Кто к Есенину ходит,
А кто просто так, сгоряча.
Тридцать лет продаются у входа
Цветочки бумажные,
И горит под землёю
Его неземная свеча.
На смерть Евгения Евтушенко
"Нет чище и возвышенней судьбы -
всю жизнь отдать, не думая о славе…
Е. Евтушенко («Братская ГЭС», «ночь поэзии»)
Умер морщинистый топ-человек,
Века ровесник, ровесник-век.
Умер глашАтай, трибун, сибарит.
Ох, как, товарищи, сердце болит!
Сердце, кто может тебя обмануть?
Женька же – бабник, лизун и по грудь
мазан хрущёвским партмордшоколадом.
Нам, олимпийцам, такого не надо!
Нет уж, послушайте, блеф-господа:
Умер хронолог российский.
Да,
Умер нежнейший гражданский пиит.
Ох, как, товарищи, сердце болит!
Вы поглядите в глаза его – ямы:
ба... Бабий яр…
Не фейк в инстаграме!
Тысячи (тысячи!) тысячей птиц
дробью простреленных, рухнули ниц…
ВИДИТЕ?
То-то!
Увидевший это,
скажет: «Я знаю в России поэта –
слововладельца – иного не сыщешь!
Смерть его ищет, но тысячи тысяч
строк журавлиных над яром взлетая,
в небе курлычет,
поэта
таЯ!
* * *
Смерть в инстаграме танцует фламенко:
- Умер сегодня поэт Евтушенко!
Умер Ев-ГЕНИЙ, российский пиит!
Ох, как, товарищи, сердце болит...
Памяти Майи Михайловны Плисецкой
Случайно ли,
именно в мае,
Когда зацветает лоза,
В цветущие створы рая
Упала с Земли слеза?
Так затворилась в небе,
Сделав прощальный круг,
Белая девушка-лебедь
С крыльями вместо рук...
Майское тело Майи
(плачь, Родион Щедрин!),
Пением сон повивАя,
Как ветхую матерь Рахиль*,
Приняла белая стая
Ангелов,
несть числа,
И в майские створы
Майю,
Медленно унесла.
*Рахиль (от древнееврейского — «овца») - библейское имя одной из прародительниц еврейского народа
Рахиль Михайловна Мессерер – мама Майи Михайловны Плисецкой
На смерть Юрия Любимова
"Протухла в таганской кадке вода!"
(возглас из интернета...)
В кадке Таганской протухла вода.
- Умер Юрий Любимов?
- Да.
Умер во сне, как на будущей сцене,
Без репетиций,
под Воскресение*!
Крестик, могилка, венок от судьбы,
Лавры и тернии в нём сплетены.
У изголовья - букетики роз
Колких, восьмидесятых**. Ос-с!..
Всё отобрали: гражданство, Таганку.
Впрок объявили персоной non grata!
Вы же, как фокусник, к слову «беда»
Просто прибавили «по», то есть - «да»!
Гранд-опера и миланский Ла Скала
«Браво-брависсимо!» - рукоплескали
Вам. Оркестровые лучшие ямы
Вас окликали: «Виват, Фудзияма!»
Но говорят (неспроста!): где родился,
Там всего краше и пригодился.
Вы воротились. Остаток дней
Вложили в Россию
Любимую,
Ей,
В гроб сходя, завещали клад -
Звон сечи Игоревой***.
Виват!
* Юрий Петрович Любимов скончался во сне, в воскресный день, на 98-м году жизни
** в 1984 году Юрий Петрович Любимов указом Президиума Верховного Совета СССР, за подписью Черненко, был лишён гражданства СССР
*** премьера оперы «Князь Игорь» в постановке Любимова на исторической сцене Большого театра состоялась 8 июня 2013 г.
Забавная штука Словесность!
Право, забавная штука Словесность!
Змейкой вползает в строку запятая.
Вот отыскала укромное место
и…
в Дело закралась, след заметая.
ДЕЛО:
В тайне от рабкультпросветпродотряда
товарищ подпольную создал структуру:
гнал самогон
и во подпол складывал.
Вот заявление в прокуратуру…
Вывели парня - казнить, иль помиловать?
Змейка за словом "казнить" притулилась.
И расстреляли.
Точь в точь по писаному,
нынче-то Писарь - грозная сила!
На караул вкруг эшафота
встала бригада. Палач поименно
список зачитывает тех, которых
не помиловал Писарь обыкновенный.
На Вологодчине - Римское право!
В рану поверженного смельчака
Смерть опускает сенатора палец,
нет, не сенатора, - писарчука!
Писарь смертельные ставит пометки.
Вот задымился в подножиях хворост.
Господи, как нам закончить всё это:
"Казнить, запятая,
ещё раз,
ещё раз!"
Бабель, Вавилов, отче Флоренский,
Блюхер, Мейерхольд, Мандельштам, безвестьев…
Эх, какая река утекла,
целое русло пропавших без вести!
P.S.
Тсс!..
А где наш маленький герой,
потомок гадов раболепных,
он, как и прежде, запятой
терзает судьбы человеков?
Увы!
И ныне - как всегда.
Всё те же:
скрып пера привычный,
и писарь, парень закадычный,
и эшафот,
et cetera…
Галичи, Наличи, Таничи, ещё...
Бродит в песочнице солнечный зайчик,
Ластится к крохотным лицам людей.
Время промчится, вырастут мальчики,
Будут сжимать в кулачках-чемоданчиках
Вовсе не кубики и не трамвайчики,
Но повода боевых лошадей.
Небо сомкнётся над крохотным раем
В блок-пирамиду ружейных стволов.
Слёзы прольют потускневшие зайчики,
А поседевшие Галичи, Наличи,
Лесоповала хлебнувшие Таничи
Встанут под пули, прикрыв от пожарищей
Листики-крыши песочных домов.
Бродит зарёванный солнечный зайчик,
Ищет - кому бы испечь куличи.
Плавит, как лазером, огненным пальчиком
Время песочных часов.
Ждёт товарищей
Крохотных,
Чтобы на солнечном пастбище
Зрели защитники малых отчизн!
Памяти парня Сергея Бодрова
(Если гора не идёт к Магомету…)
Магометы разбрелись по городам - выпить водки, дух отмыть от высоты, отлежаться в корешках календаря, прорастая, как альпийские цветы.
Магометам вслед кручинится гора. И с вершины над пучиной городской по распадкам, как из первородных ран, кровоточит родниковою водой.
Но кончается терпение вершин. Вековое одиночество горы обрывается в заснеженную ширь, рассыпаясь на смертельные дары.
Так гулял по Кармадону* Колка-бей, пил из рога жизни красное вино
и смахнул, не глядя, горсточку людей в худший кадр из не отснятого кино.
…Грудь распятую давил зелёный лёд. Вымерзала кровь. Хрусталиками глаз он следил, как барабанит вертолёт и крылатый парень скидывает трап.
* * *
Магометы разбрелись по городам.
- А Бодров Серёга где?
- Сошли с небес в тот печальный день не все, ведь был туман и нелётный распорядок МЧС…
* Кармадонское ущелье в Северной Осетии. В ущелье расположен ледник Колка.
20 сентября 2002 года произошёл катастрофический сход ледника Колка.
Масса из снега, льда и камней двигалась по ущелью
со скоростью свыше 100 км/час.
В результате схода ледника
был полностью уничтожен посёлок Верхний Кармадон,
погибло более 100 человек, в том числе и съёмочная группа фильма «Связной» во главе с Сергеем Бодровым младшим.