Ну, вот, уже и Новый год приближается, и я в это время всегда вспоминаю свою первую поездку в Париж, это было 2 января 1989 года (плюс-минус день). Но на этот раз я нашел, буквально вчера, старый гайд по Парижу, который я тогда использовал, и книжицу с парижскими окололитературными кафе Парижа. Из гайда я нашел наконец улицу, на которой была та зачуханная фантастическая гостиница, в которой я останавливался тогда. Это улица Анри Барбюса, начинающаяся от бульвара Сен-Мишель. Похоже, что самой гостиницы больше не существует. В один из следующих приездов я купил книжку о парижских кафе, которые были связаны с Эрнестом Хемингуэем. Я писал о нем недавно в ФБ, см. также http://stihi.ru/2023/11/23/622. Об этих кафе я внес фрагмент в основной текст, а книжка и гайд на последних фото в подборке.
Еще я попытался посмотреть на места, которые изображались импрессионистами, или места, где они жили или бывали, но я собираюсь этому посвятить отдельный пост. Итак, это был послепраздничный Париж: люди уже втянулись в обычную суету, но лампочки на Елисейских Полях еще не убрали. Еще немного о Мишлин, которая подвезла меня до Парижа. Она – родственница Марианны Веревкиной. К своему глубочайшему стыду, о Марианне Веревкиной я узнал только от Мишлин, в Бельгии. У Мишлин и фамилия двойная, вторая часть – Werefkin. Мишлин из Швейцарии, вышла замуж за бельгийца и преподает в Свободном университете Брюсселя (VUB). Они с мужем - очень приятные люди, был у них в гостях, но это скорее как практика общения бельгийцев, они постоянно приглашают друг друга в гости, не то, чтобы по расписанию, но на регулярной основе.
Париж, который я увидел в первый раз, больше не существует. Все изменилось, постоянно стреляют, то залило, то завалило. А тогда, все было иначе. Тогда я в Париж приехал случайно. Из Брюсселя меня довезла сотрудница кафедры Мишлин. Ехали по платной дороге, быстро и без заморочек, на границе только скорость мадам снизила. Но вообще-то, останавливали и смотрели, в основном молодежь. (Тогда Шенгена не было). Довезла она прямо до гостиницы, которую и посоветовала. Сказала, что подождет минут пять, и, если устроит, чтобы я не выходил. Место было очень удобное, 5 минут пешком до Нотр Дам. При входе спросили только, есть ли паспорт и записали фамилию. Я даже на английский не перешел. Тут же служитель повел меня показывать номер. Гостиница была в плачевном состоянии, ну просто в никаком. Крутая лестница, на которой можно было разойтись только на площадке, была покрыта ковролином грязно-красного цвета. От первого номера я отказался: поперек комнаты тянулась потолковая балка, страшно прогнувшаяся, черная и вся в грибках. Второй номер оказался поприличней, с душем и туалетом. Только холодно было как в гробу. Старинная деревянная кровать занимала половину комнаты. Ну, да ладно. Какие дела, неделю прожить. Я года через три нашел эту самую гостиницу: перед входом стояли два лакея в ливреях, пять звёзд, всё блестит и сверкает. Так что, место было стоящим.
Бросил вещи и пошел в город. Самое удивительное началось на набережных. Идешь себе по набережной, чувствуешь легкий такой ветерок и понимаешь, что этот ветер называется «свобода». Непередаваемое чувство. Дело не в том, что «свобода», дело в концентрации. Так что при всех следующих поездках я обязательно гулял по набережным, чтобы этой свободой надышаться. Утром, днем и ночью – Париж совсем другой. Его будто меняют, скажем с «Париж У» на «Париж Н». Это хорошо, что я перед поездкой почти год прожил в Брюсселе, иначе сходу понять особенности и атмосферу было бы непросто.
Почти все кафе, в которых я обедал или пил кофе, были очень известными местами, описанными в разных книгах. Но первое кафе, в которое я зашел, было случайной уличной забегаловкой, дешевой и демократичной. Просто есть хотелось. Франков наменял еще в Брюсселе, так что с этим проблем не было. Все было очень вкусным и свежим, я сидел, листал гайд-бук и не спеша пил кофе. Время, слава богу, затормозилось и перестало скакать бешеным образом. Правда, надоедливо саднила мысль о докладе, но я ее отгонял, как назойливую муху. Заказал красного вина. Время совсем остановилось, замерло бело-голубой пеной. На обложке книжки написал последние строки стихотворения «Я здесь, мне весело, я франками плачу». Я его потом, уже в Москве дописал, оно получилось описательным каким-то. Да, какая разница? Смысл в том, чтобы чувствовать, остальное – как получится.
У меня в планах было кроме музеев там всяких посмотреть на виды импрессионистов, Мулен Руж, а также кафе, где любил бывать Хемингуэй. Вот список кафе из книженции, но многих из них уже не было. Это кафе «Des amateurs», «Brasserie Lipp» (рядом с Люксембургском садом), «Les Deux Magots» (на бульваре Сен-Жермен ), ресторан «Ресторан Мишо» (не сохранился, там Хемингуэй встречался со Скоттом Фитцджеральдом), «Селект», «Ротонда» (Монпарнас), «Клозери де Лила» (очень дорогой ресторан, я там только кофе выпил), «Купол» (Монпарнас, когда я был, это был уже ресторан), «Дом» (Монпарнас). Сейчас-то сам список и адреса можно посмотреть в любом справочнике или в интернете, тогда мне нужно было вспоминать «Праздник, который всегда с тобой». Но, право слово, это доставляло удовольствие, особенно неожиданно наталкиваться на кафе с известными названиями.
Из кафе я вышел другим человеком, к городу я уже привык и план на ближайшие дни был ясен. Сделал кружок вокруг Лувра и пошел в гостиницу. На лестнице встретил замечательную девушку в красной широкополой шляпе. Блондинка такая вся из себя. Польша или Югославия. Ну и замечательно, перечитал доклад: не впечатляет. Вечером пошел на Монмартр и купил билеты в Мулен Руж. Кое-что я об этом заведении знал, но все это было только из области художественной, Тулуз-Лотрек и всё такое. Билет нужно было купить, иначе деньги могли закончиться, а это нужно было посмотреть. Эффект с деньгами – известная вещь, всегда заканчиваются в самый неудобный момент. Выбор был не велик, а цены кусались страшным образом. Спрашиваю у служителя, что за цены, брат? Отвечает, что бокал шампанского включён. Страшные все-таки скупердяи, эти французы. Ну да ладно, купил и прошелся по бульварам, были отрезки, на которых просто силой тебя тащили и предлагали все на свете, в основном женщин, просто даром или даже с доплатой. Так что – ухо нужно там держать востро.
На второй день прошел мой семинар, было интересно, но тут такая странная вещь: математики и физики-теоретики работают иногда над одними и теми же вопросами, не понимают друг друга и даже слушают друг друга только из вежливости. Мой семинар оказался ровно из этой серии. Кофе и обсуждение было намного интересней доклада.
Лувр на меня произвел впечатление, и пирамида эта, и атмосфера. Я прилично представлял, что хочу посмотреть, и посмотрел. Не знаю почему, но грандиозность Эрмитажа не выходила из головы. Мону Лизу я видел в Москве, стоял с шести в очереди, в основном москвичи действительно разбирались и ценили живопись. Здесь – все воспринималось иначе, и времени было побольше.
Ночами я бродил по парижским улицам. У меня были свои маршруты и любимые места, мосты, соборы и кафе. На следующий день ходил к Эйфелевой башне. Было холодно, ветрено, но народу порядком. А вечером – Мулен Руж. Все-таки, было очень интересно, шампанское действительно предложили. Но стиль - приближался к Wild Horses. Все, что происходило на сцене, было достаточно понятно, даже с моим французским. Народ веселился вовсю. Я не пожалел, что пошел: нормально для общего развития. Кто же знал, что этого добра скоро будет завались. Никто ведь представить тогда не мог, что Союзу жить осталось два года. После спектакля я пешком дошел до Северного вокзала и вернулся в гостиницу: Париж особенно хорош без парижан, странное чувство. Ну да, идти было приятно.
Утром - кофе и круассан, поехал в Версаль. Очень хотелось посмотреть, много читал и знал. Было красиво и солнечно. В Версале я видел детей, сидящих на полу и делающих копии с известных полотен. Я тоже присел. Я что? Мимо пролетали группки итальянцев и японцев, но в Версале нужно спокойно посидеть и подумать. Вот тогда и поймешь, что
такое civilisation francaise.
О парижанках. Вот это удивительное дело и самое неожиданное в Париже. Казалось бы, столько всего, в литературе, в фильмах, всякие там Анжелики с ангелами. Ни чуть-то было. Страшненькие все до одной. И все они куда-то бегут, одетые тоже кое-как. Утро. Бежит мамаша, вся нараспашку, перед ней ребенок в коляске, необутый и в одном шерстяном носке, кошмар какой-то. В детсад, наверное, его везёт.
Ну и последние подробности: я вообще тогда и не мечтал в Париж попасть, такие были времена: бесконечные треугольники и собрания подписывали твою дурацкую характеристику для поездки на пляж в Болгарию, и тебя выпытывал ветеран с орденами про 17 стран Африки с социалистической ориентацией. А уж Париж, чего тут и говорить. Но у меня получилось просто и со вкусом. Визу я себе оформил самостийно, но в посольстве предупредил. Порядки были железобетонные: на выезд в другую страну требовалось решение Москвы. Так что меня послушали и сказали, что я ничего не говорил и не приходил с такой глупой просьбой.
В последние два дня я только гулял, заходил в кафе, никуда не спешил. Еще раз зашел в Нотр-Дам, там было интересно: типа какого-то слета католической молодежи. Совершенно непередаваемое чувство, смотреть на этих ребят с рюкзачками: что-то среднее между хиппи, уличными музыкантами и сбежавшими монашками. Атеисту любопытно и занятно. Поднимаюсь в номер, а на лестнице моя славянская дива в красной шляпе поднимается, а с ней здоровенный негр с белыми выпученными глазами: ели разошлись на лестнице. Да, думаю, дела.
Ну да ладно. Я тогда весь в ожиданиях был: скоро домой, к любимой женщине в любимый город. Но Париж, он на всю жизнь. Я после еще несколько раз был, и по делам и просто для удовольствия, каждый раз гулял по набережным, каждый раз проходил по своим знакомым кафе, но такого уже не было: много крика, много шума, а последний раз – еще и нестерпимая жара. Фото не очень хорошего качества – но, с той поездки, Первые два – гостиниц
Фото: Я и художник Томаш на Монпарнасе, январь 1989 года.
12.12.2023