Пылают Дамаск и Багдад. Волнуются Рим и Париж.
В Китае то морок, то глад, но какое мне дело,
до всех катастроф, если ты со мной рядом стоишь
в моей джинсовой рубашке на голое тело.
И разве так важно нам знать, и не все ли равно,
что станется с городом, миром, планетой, вселенной,
когда, взявшись за руки, молча, мы смотрим в окно
на этот пылающий день, сумасшедший и бренный.
А в комнате нашей звенит комаром тишина.
Таращится сумрак в углах, и сгущаются тени.
Ты спишь у меня на руках. Ты почти не видна.
И я как безумный твои обнимаю колени...