Я состарюсь с тобою в одном из миров. Будем трубки курить и сидеть на крыльце, заведём палисадник, друзей и коров и громадного пса мы усадим на цепь. Будет добрыми лапами кошка когтить и топтать нам коленки, примерившись спать. Мы проснёмся – нам около ста десяти, к нам неслышная вечность крадётся, как тать.
Мы растянем под клёном цветастый гамак, мы обсудим несметное множество книг. Ты наденешь пижаму и старый колпак и свернёшься клубочком, как в детстве привык. Мы обнимемся тесно, уставясь в костёр, промурчим тыщу дряхлых хипповых хитов. Сквозь следы дикий цвет, тихий свет прорастёт, как сквозь память забытая вьётся любовь. Я срисую твои молодые глаза, мы напьёмся глинтвейна и сядем болтать.
Я же вижу тебя – подкрадись, вылезай, без тебя здесь – как без основного болта, без основы и смысла, без музыки, без – ничего, я же вижу тебя в полутьме – подбородок, лукавый внимательный блеск, у плеча светлоглазая девочка-смерть. Ты берёшь её за руку, словно жену, вы идёте, как в Питер, в блескучий туман. Всё равно я тебя задержу, затяну – вот твой дом, вот записок моих кутерьма, вот тритоны и белки, ватага зверья, всё, что хочешь, что я для тебя захочу…
Ты был мне как всамделишный папа, а я не успела сказать тебе всю эту чушь.