А одиночество в его прокралось дом
Рубахой мятой, пуговкой на ниточке,
Не вынесенным мусорным ведром,
Не чищенной дорожкой у калиточки,
Голодной кошкой, липнущей у ног,
Недельной мухой за оконной рамою,
На спицах недовязанным носком,
Кухонным фартуком, пропахшим мамою.
И с сорок лет, лохматым бобылем,
Впервые потянулся не за водкою -
За маминой иконкой в уголке
С печальною и светлой Девой кроткою.
Не осуждала, голову склонив,
И, словно бы небесной телеграммою,
Слова любви баюкали его.
И называл Ее тихонько Мамою.