Шри Ауробиндо. Савитри 2-5 Божества мелкой Жизни

Ритам Мельгунов
Эпическая поэма Шри Ауробиндо «Савитри» основана на древней ведической легенде о преданной жене царевне Савитри, которая силой своей любви и праведности побеждает смерть и возвращает к жизни своего умершего мужа царевича Сатьявана. Шри Ауробиндо раскрывает символическую суть персонажей и сюжета древней легенды и использует ее для выражения собственных духовных постижений и свершений. При создании эпоса он ставил задачу выразить в слове высшие уровни Сверхсознания, доступные человеку, чтобы помочь всем духовным искателям соприкоснуться с этими уровнями и возвыситься до них. Результатом стала грандиозная эпическая поэма в 12 Книгах (49 Песней) общим объемом около 24 000 строк, являющаяся наиболее полным и совершенным выражением уникального мировоззрения и духовного опыта Шри Ауробиндо с его глобальным многомерным синтезом, а также самым большим поэтическим произведением, когда-либо созданным на английском языке.

Эпос «Савитри» представляет собой глубокий органичный синтез восточного и западного миропонимания и культуры, материализма и духовности, мудрости незапамятных веков и научных открытий настоящего, возвышенной классики и смелого модернизма, философии и поэзии, мистики и реализма, откровений прошлого и прозрений будущего. Здесь мы встречаем и поражающие воображение описания всей иерархии проявленных миров, от низших инфернальных царств до трансцендентных божественных сфер, и пронзительные по своей глубине и живой достоверности откровения немыслимых духовных реализаций, и грандиозные прозрения о сотворении мира, о вселенской эволюции, о судьбе человечества. Это откровение великой Надежды, в котором Любовь торжествует над Смертью, а человек, раскрывая истину своего бытия, побеждает враждебных богов и неотвратимый рок.

(На фото Шри Ауробиндо, ок. 1918 г., Пондичерри)




* * *



Шри Ауробиндо
Sri Aurobindo


САВИТРИ
SAVITRI


Легенда и Символ
A Legend and a Symbol



Книга II. Книга Странника миров
Book II. The Book of the Traveller of the Worlds


Песнь 5. Божества мелкой Жизни
Canto 5. The Godheads of the Little Life



Великий йогин царь Ашвапати, лидер духовных исканий человечества, совершает могучую Йогу, ища духовную силу, которая могла бы полностью освободить человечество и избавить его от неведения, лжи, страдания и смерти. На первом этапе своей Йоги он раскрывает собственное истинное «я» — свою душу (это описывается в Песни 3 «Йога царя: Йога освобождения души» Книги I «Книги Начал»), затем он преобразует все свое существо в чистый и светоносный сосуд души и благодаря этому в него начинают нисходить все более высокие духовные энергии (это описывается в Песни 5 «Йога царя: Йога свободы и величия духа» Книги I «Книги Начал»). Когда эта духовная трансформация становится достаточно полной, царь-йогин начинает воспринимать тонкие миры и обретает возможность странствовать по ним. Ему открывается вся лестница проявленных миров — от высших божественных сфер до низших инфернальных царств — и он начинает восхождение по всем проявленным уровням Бытия, открывая и осваивая их для человечества и стремясь достичь Источника Проявления, чтобы низвести его высочайшую спасительную Силу в земной мир. Путешествие царя-йогина через миры описывается в Книге II «Савитри» — «Книге Странника миров».

Сначала Странник миров проходит через царства тонкой Материи — ближайшие к нашему грубоматериальному уровню, — где пребывают идеальные архетипы всех материальных форм нашего мира. Далее он движется через миры Жизни, витальной Энергии, низшие и высшие.

В данной Песни описываются божества уровней мелкой Жизни, которые пока еще оказывают большое принижающее влияние на наши человеческие жизни. В Песни также дается потрясающее описание Сотворения мира и эволюции на Земле.





ГОСПОДСТВОМ жестким, узким в косных формах
Увидел он державу мелкой жизни,
Несчастный уголок в просторах вечных.
Она жила на берегу Идеи,
Неведеньем, как панцирем, хранима.
   [Или:
   Она жила на отмели Идеи,
   В Неведеньи, как в раковине, прячась.]
Чтоб тайну мира этого разведать,
Он озирал тот скудный кругозор,
Во мгле безвидной различить пытаясь
Ту Мощь, что движет им, Идею, что создала,
Безмерному ничтожность навязав,
   [Ничтожностью опутав Бесконечного...]
Той мелкости руководящий дух,
Божественный закон, что дал ей быть,
Ее попытки овладеть Природой,
Ее во Времени необходимость.
Он взор стремил в туманную осаду,
Что стиснула тот тусклый континент,
Чуть освещенный, запертый надежно
В кругу небес, морей неведенья
От Истины, от Самости, от Света.
Когда прожектор, как кинжал, вонзает
Свой яркий луч в слепую Ночи грудь,
И в нем видны дома, деревья, люди,
Явившись оку будто Ниоткуда, —
Так виденья его пыл солнцебелый
Все, что таилось, вырвал из покровов.
Там грубой черни рой впотьмах кишел,
Смятенный, несчислимый, занятой.
В тумане, что окутал мира сцену
Покровом тайны, мелкие божки
В том низком действе Времени царили
Вдали от ока Неба всеблюдущего,
Неведомы для тех, кем они движут,
Плели интрижки этой жалкой власти,
Погрязнув в жалких кознях и алканьях,
В шагах, в путях ничтожных и корыстных,
В животном пресмыканьи в тьме и прахе,
В позорном униженьи рабской жизни.
Смятенный разношерстный сонм узрел он
Мастеровых-кудесников чудных,
Ваявших жизнь;—;податливую глину,;—
Семейство гномов, род простейших духов.
Изумлены сияньем непривычным,
Словно тенями рождены, взметнулись
Уродцы бесы с лапами кривыми,
Изрезанные зверские личины,
В морщинах гоблины и крошки эльфы;—
Вся нечисть, чьи суфлерские подсказки
Людей сбивают с истинных путей,
И духи, что красивы, но бездушны,
И существа и божества, что пали,
Небесную свою утратив часть,
Заблудшие, увязли в прахе Времени.
Личины полузверя-полубога
С невежественной и опасной волей,
Что силой грозною наделена,;—
Из сумеречной серости подспудной
Приходит шепот их, невнятной силой,
В уме рождая эхом мысль и слово,
Порывом-жалом проникая в сердце,
В Природе мелкой той верша их труд
И силы, твари в ней тревогой полня.
И даже семя радости ее
Проклятьем их приносит горя плод,
Дыханием ошибки всемрачащим
Они в ней гасят всякий скудный свет,
Поверхностные истины ее
На службу обращают целям лжи,
Ее страстишки распаляют, гонят
В пучину или через топь и грязь;
Иль плетью тяжких похотей стегают
Повозки жизни клячу, что влачится
Всё по ухабистым путям окольным,
Ведущим в никуда, и ищет тщетно
Дорогу, что выводит из неведенья.
С добром и злом забава;—;их закон;
Они соблазном завлекают в крах
Или бессмысленным успехом манят,
Все образцы, мерила извращают,
И даже знанье превращают в яд,
А добродетель;—;лишь в шаблон унылый,
И циклы бесконечные желанья
Сквозь миражи удач и неудач
К неотвратимому приводят року.
Все только их влияньем там вершится.
Но их господство, роль;—;не только там:
Где б ни было бездушного ума
Иль жизни, не ведомой чем-то высшим,
Где в мелком плотском «я»;—;вся ценность, смысл,
Где б ни забылись свет, любовь, величье;—
Там в деле те формовщики-лжецы.
Во всех полусознательных мирах
Они свое господство простирают.
Здесь тоже те божки сердцами движут,
Скрываясь в полутьме природы нашей.
Здесь тоже тайный Ум внушает скрытно;—
И сердце примитивное внимает
И покоряется, помрачено,
Наитиям-веленьям прикровенным,
Что знанье наше травят ложным светом
И затмевают Истины влиянье,
Которое одно спасти нас может.
Тот Ум нам говорит гласами Ночи,
И наши жизни помрачает так,
Что только в больший мрак они уходят,
А наши ослепленные исканья
Внимают ложным пагубным надеждам.
Незрячих мыслей строится структура,
Иррациональной Силе служит разум.
Нас не одна земля растит и учит:
Сюда приходят силы всех миров.
Там, в собственных своих пространствах, царствах
Они подвластны колесу закона,
Свой тип устойчивый блюдя надежно;
Когда ж они приходят к нам на землю,
Слетев с своей орбиты неизменной,
Закон их сохраняется и здесь;—
Теряются их формы, их уклад.
Они ввергаются в творящий хаос,
Где всё о некоем порядке просит,
Но всё влекомо Случаем куда-то;
Чужие на земле, в земной природе,
Они должны путям земным учиться,
Чужды друг другу, противоположны,
Они должны единство обрести:
Здесь трудятся они, ведут сраженья,
И соглашаются на боль, на беды:
Те сходятся, а эти расстаются,
Всё разделяется, чтоб вновь сходиться,
Но знать и жить реально мы не сможем,
Пока единства все не обретут
В божественной гармонии своей.
Неясный, кружит нашей жизни путь,
Смятенный разум наш лишь ищет света,
Пока они секрет свой не познают,
В источнике своем его найдя;—
Во свете, испускаемым Вневременным,
В его жилище внепространственном,
В восторге Вечного единосущего.
Но далеко пока всевышний Свет:
Сознательная наша жизнь доныне
Законам Несознания подвластна;
Сердца влекомы в нас к слепым желаньям:
К невежественным целям и задачам
Толкает их двусмысленная сила;
И даже нашего ума победы
Увенчаны потрепанной короной.
Порядок, изменяющийся медленно,
Лишь связывает нашу волю узами.
То;—;наш удел, наш рок, пока в нас души
Не обретут свободы, наконец.
Тогда могучая Десница свыше
Вновь небосводы разума свернет,
Все действия конечного отныне
Вновь Бесконечность на себя возьмет,
Природа вступит в вечный Свет навеки;—
Тогда лишь сгинет морок низшей жизни.

       С рожденья этого загадочного мира,
Что кажется громадным механизмом
Бездушным, но и предстает чудесно
Раскрытьем духа медленным в предметах,
Здесь, в кружащейся горнице без стен,
Где Бог бесстрастно восседает всюду,
Как бы себе не ведом, нам не видим
В укромности волшебной Несознанья,
Все;—;лишь Его деянье и веленье.
В смятенном вихре в пустоте безмерной
Дух стал Материей и в вихрь улегся,
Стал телом, спящим без души, без чувств.
Бесчисленный феномен зримых форм,
Поддержанный безмолвьем Пустоты,
В Сознании предвечном проявился
И показался грубым внешним миром.
Бесчувственным он выглядел, бездушным;—
И никого там не было еще,
Кто мог бы видеть, мог бы ощущать.
Лишь чудодейственное Несознание,
Искусным магом, труд свой совершало,
Волшебных добиваясь результатов,
Справляясь с мировым устройством дивным,
От вехи к вехе мудрости незрячей
Шагая механично-безупречно,
В бездумном Замысле необоримом
Верша работы Провиденья Бога
Иль высшего Неведомого волю.
Но все ж сознание еще скрывалось,
Таимое во чреве у Природы,
Блаженство все еще не ощущалось,
Чей сладостный восторг миры пригрезил,
И Бытие, став веществом инертным,
Лишь двигалось по принужденью Силы.
Но все ж сознание еще скрывалось,
Таимое во чреве у Природы,
Блаженство все еще не ощущалось,
Чей сладостный восторг миры пригрезил,
И Бытие субстанцией инертной
Лишь двигалось по принужденью Силы.
И было лишь эфирное Пространство:
В нем колебались волны круг за кругом;—
Гигантские вибрации вмещали
Немыслимый Почин непостижимый:
Дыханьем высочайшим первородным
Разбужен, расширений-сжатий ритм
Мистическим невообразимым действом
Творил контакт и тренье в пустоте
И вакуум абстрактный чудно полнил
Раздором, ладом, схваткой и объятьем:
Источник расширявшейся вселенной
Во чреве распадающейся силы,
Он расточеньем щедрым сохранял
Итог несметный суммы бесконечной.
В космическом Пространстве-очаге
Невидимый Огонь возжег он чудно
И сыпля, будто семена, миры
Взвихрил порядок светоносный звезд.
Пучина электрической Энергии
В бесформенном волнении творящем
Частицы-волны странно формовала,
В их пляске этот строй воздвигнув твердый
И в атом упокоив мощь свою;
Измышлены иль выкованы, в бездне
Возникли массы, видимые формы;
Свет разметал, пространство озаряя,
Стремительные искорки фотонов
И выявил в их проблесках мельчайших
Как грезу космос видимых предметов.
Так явью стал наш невозможный мир,
Представ реальным очевидным чудом
Иль действом убедительно правдивым.
Иль так считает наш кичливый ум,
Что мысль свою возводит в судьи правды,
Свой личный взгляд;—;в универсальный факт,
В свидетели явлений объективных;—
Свои заблудшие в ошибках чувства,
Своих приборов каверзный подлог.
Так должен он решить загадку жизни,
Столь явную, хоть и в сомненья свете,
И Истину настичь через ошибку,
И медленно отъять вуаль от лика.
Иль, веру потеряв в уме и чувстве,
Вооруженный знаньем, что лишь служит
Его неведенью блестящим телом,
Он видит здесь, где странно все устроено,
Во всех вещах, явленьях столь причудливых
Насмешку злую Силы лжи обманчивой
Иль басню Майи и ее всевластия.
В таинственном стремленьи мировом,
В движеньи беспредельном, беспрестанном
Извечных неизменных изменений;—
В потоке, что мы Временем зовем,
Возобновляя вновь и вновь свой ритм,
Свои пульсации-повторы множа;—
Мобильные круженья в общем токе,
Статичные предметы в миропляске,
Что;—;лишь Энергии круговращенья
В тех самоповторяющихся вихрях,
Несомы духом Пустоты всевоскормившей,;—
Все ждали появленья жизни, чувства,
Все ждали пробужденного Ума.
И Грезящий чуть шевельнулся в трансе,
Чуть двинулся в окаменевшей позе;—
Когда же Несознанья труд обширный
И скрупулезный был вполне закончен,
И Случай был обуздан, подчинившись
Законам неизменным непреложным,
Воздвиглась, распахнулась грандиозно
Для игр сознательных Природы сцена.
И содрогнулся сон недвижный Духа;
И Сила прикровенная, восстав,
Наружу немо, медленно прорвалась.
И в сердце у Материи очнулась
Мечта, стремленье жить; и воля к жизни
Подвигла Несознанья прах к движенью;
Пустое Время содрогнула вдруг
Шальная блажь, каприз, причуда жизни,
Столь эфемерна в вечности пустынной,
Столь мизерна в том мертвом Бесконечном.
Дыханье утонченней, чем земное,
В Материи ожило мертвых формах;
И мира заведенный мерный ритм
В сознательный переменился крик;
И Мощь змеиная из недр восстала,
Сдвоившись с той бесчувственною Силой.
В безжизненном космическом Пространстве,
Как точки, жизни островки возникли;
В бесформенной воздушной атмосфере
Микробы жизни форму обрели.
Родилась Жизнь, подвластная Материи,
Покорная закону материальному,
Она причин своих шагов не знала;
Всегда изменчива;—;всегда всё та же,
Она лишь повторяла парадокс,
Который даровал рожденье ей:
Ее устойчивости, неустойчивы,
Неугомонны, снова повторялись
В потоке Времени непрекратимо
И целеустремленные движенья
В немыслящих и неразумных формах
Боренья выдавали некой Воли,
В них запертой и рвущейся на волю.
В объятьях сон и бодрствованье слились;
Беспомощны, смутны, чуть различимы,
Возникли удовольствие и боль;—
Души всемирной первый слабый трепет.
Безгласна, неподвижна, сила жизни
Все ж красотою вырваться смогла;—
Знаменьем наслаждения в глубинах:
Невнятная способность ощущать,
Сердцебиенья мира несознания
Будили косность сонную его
Неверной смутной дрожью, в нем вздымали
Блуждающий неясный пульс, как будто
Сокрытые глаза разъяли веки.
И родилось рожденье, и росло
Младенческое самоощущенье.
Богиня пробудилась, но лежала
Еще объятая истомой сонной,
В чертоге запечатанном своем,
Что не желал раскрыть дверей замкнутых.
Бесчувственна для наших глаз, ловящих
Лишь форму, действо, но не Бога в нем,
Жизнь скрыла в тайном токе силы, роста
Сознанье с заглушенным пульсом чувства,
Стесненный ум, еще лишенный мысли,
Инертный дух, способный только быть.
Сначала неподвижна и безгласна
Она возвысить голос не решалась,
В движение пуститься не дерзала:
Хоть обладала силою всемирной,
Исполнена могущества живого,
Она к земле надежной только жалась,
В нее впивалась цепко корешками,
И в потрясеньи немо содрогалась
От прикасания луча и ветра,
Выпрастывала тонко и упорно
Все шире пальцы-усики желанья;
В ней сила та, алкая солнца, света,
Не ощущала все ж объятий чудных,
Что жизнь в нее с дыханием вдохнули;
Поглощена, она предалась сладко
Той красоты и красочности грезам.
Но зачарованная та Безмерность
Все ж, наконец, взор устремила дальше:
Вострепетав, возжаждав, сил полна,
Доискивалась разума она;
Из трепета и возбужденья чувств
Осмысленность в ней медленно взрастала,
Проглядывала мимолетно мысль;
И вот в противящуюся отливку
Осознанность она внедрила силой.
Сознательная форма волшебством
Изваяна была во прахе косном.
Ее вибраций трансовых ритмичность
Слагалась в быстрый пробужденный отклик
И светоносных трепетаний токи
Будили, озаряли мозг и нервы,
В Материи растили личность духа
И в бренном теле возжигали чудо
Любви, что в сердце запылала дивно,
И взгляда всесвидетельной души.
По принуждению незримой Воли
Смогли наружу вырваться порывы
Широкого стремленья к становленью;—
Фрагменты побужденья чем-то стать,
И проблески неведомого «я»;—
Столь яркие блистанья тайной сути,
И всходы из сомнительных семян
И сила быть, проявленная в формах,
Из комы несознательной восстали.
Животное созданье поползло,
И побежало, и вспорхнуло ввысь,
Взывая между небом и землею,
Преследуемо смертью попятам,
Но все ж надеясь уцелеть и жить
И радуясь дышать, пусть хоть на время.
И человек был вылеплен из зверя.
Так мыслящий явился в мире разум
Возвысить прихоти, причуды жизни,;—
Рассудочности острый инструмент,
Природе данный смешанной и смутной,
Полусвидетель, полумеханизм.
Казалось, тот водитель мнимый послан
Чтоб колесо ее трудов направить,
Мотивы задавать ее теченью,
Записывать ее движений дрейф,
Обуздывать законами своими
Ее непостоянных сил бурленье;
Тот движитель машины утонченной
Стремился просветить, облагородить
Владельца своего, поднять пытался
Механика, что поглощен работой,
От начинанья грубого его
До видения Силы, в нем живущей:
Он поднял к небесам глаза свои;
В небесном Свете отразился Лик.
Теперь она обозревала мир,
Что ею создан был во сне волшебном:
Великая машина изумлялась
Трудам, что бессознательно свершила;
Она задумалась, свой ход замедлив,
Чтобы понять себя и цель свою,
Учась теперь осознанному действу,
Выстраивая ритм своих шагов
Размеру в такт, увиденному ею;
Ее инстинкты обуздала мысль,
Им придавая обрамленье воли,
И ослепленные ее порывы
Отныне озарял идеи свет.
Всю массу бурных импульсов своих,
И неуемность рефлекторных актов,
И Несознанья дрейф, влекомый силой,
И таинство бездумных точных действий
Она сокрыла под личиной «я»;—
Под липким образом правдоподобным,
Что идолом живым предстал, фетишем
Поверженного духа искаженного.
Всем действиям, процессам материальным
Она вменила свой закон-шаблон,
В алхимии непостижимой клеток
Она создала мыслящее тело,
Из силы неосознанно-влекомой
Волшебно изваяла существо.
Быть чем-то большим в ней зажглась надежда:
Она мечтанья обратила ввысь,
К Неведомому, что манило свыше;
Кого-то высочайшего дыханье
Вниз долетало, ощущалось ею.
Раскрытье взор стремило к высшим сферам,
И красочные тени, низлетая
На почву смертную, на ней чертили
На миг лишь образы вещей бессмертных;
Небесные стремительные блески
Могли тревожить землю иногда:
Душа в луче, сиявшем озаренно,
На сердце и на плоть вдруг ниспадала
И света идеального подобья
Вливала в ткань земных мечтаний наших.
Любовь людская, что кратка, хрупка,
И эго с крылышками мотылька,
Чтоб душу-серафима ввысь взнести,
Явились, волшебством недолговечным,
Блистанием наружным, что так скоро
Своим дыханьем скудным гасит Время;
И радость, что на час забыла бренность,
Являлась, редкой гостьей торопливой,
И с ней все чудным ненадолго мнилось,
Надежды, что тускнеют в сером быте,
И страсти, что дотла сгорают быстро,
Обыденную озаряли землю,
Пылая пламенем своим недолгим.
Ничтожное, убогое созданье,
Вздымаемое Силою безвестной,
В свой клок земли вгрызался человек,
Чтоб хлеб себе добыть, прожить свой век,
Понаслаждаться, пострадать и сгинуть.
Дух, что не гибнет с плотью и с дыханьем,
Стоял за этой мелкой личной формой,
Пока;—;как Непроявленного тень,
Не требуя земного воплощенья.
Блюститель действий своего Неведенья,
Согласье дав на тяжкий труд Природы,
Пусть эпохально медленный и долгий,
Живет могучий в нас Свидетель тайно,
Неведомый, неощутимый нами,
Так что и не заметно то Сиянье.
Всезнанье, что мистичным правит миром,
Безмолвье, внемлющее воплю Жизни,
Оно взирает, как, толпясь, спешат мгновенья
К покойному величью часа дальнего.

      Весь мир громадный кружится неясно
В тени возгрезившего Несознания;
Оно скрывает ключ к значеньям внутренним,
Которых мы пока постичь не можем,
Оно замкнуло в нашем сердце глас,
Который мы пока не в силах слышать.
Работа духа, полная загадки,
Машина точная, изобретенье,
Столь сложное, столь хитроумное,
Что неизвестно нам, зачем оно,
Искусство, чей нам не понятен смысл,
Детально проработанное чудо;—
Вся эта оркестрованная жизнь
Вовек симфонии свои играет,
Немотивированные как будто.
Ум изучает, но не ведает,
Спиною поворачиваясь к истине;
Поверхностная мысль его упорно
Поверхностных законов учит смысл,
За ходом Жизни пристально следит,
Процессы и в Природе наблюдает,
Не видя, в чем же смысл ее деяний
Иль для чего живем мы на земле;
Он видит ход ее неутомимый;—
Устройства выверенного работу,
В деталях тонких сложность и терпенье,
Изобретательного духа план,
Смекалистый и хитроумно смелый,
В ее великой бесполезной массе
Бессчетных нескончаемых работ,
Осмысленные прибавляет числа
К ее бессмысленной бесцельной сумме,
Остроконечные вздымает крыши
Своих нагроможденных этажей
На основаниях ее закрытых,
Заложенных и вырубленных ею,
Воображаемые цитадели
Средь атмосферы сказочной возводит
Иль грезы лестницу к луне волшебной:
Так преходящие творенья здесь
Хоть в небо целятся, попасть не могут: 
Предположенье о природе мира
В трудах рисует схематично ум
На смутной почве своего сомненья
Иль в муках фрагментарно строит целое.
Непостижим, покрыт глубокой тайной,
Безмерный план, в котором мы;—;лишь часть;
Его лады нам кажутся разладом,
Ведь мы не знаем той великой темы,
Которой все они столь точно служат.
Труды вселенских сил неисследимы.
Лишь гребень видим мы волны безбрежной;
Нет в инструментах наших света свыше,
Нет в нашей воле лада с вечной Волей,
И в сердце нашем слеп и страстен взгляд.
Не внемля такту чудному Природы,
Не ощущая пульс и суть вещей,
Наш ум не может охватить глубины
В великом и могучем море жизни
И только волн его ведет подсчет
И только пену их он изучает;
Не знает он, откуда те приливы,
Куда несет спешащая стремнина:
Он лишь пытается направить в русла
Энергии той хляби беспредельной,
Надеясь обуздать ее потоки
И приспособить их для нужд людских:
Но средства все в его распоряженьи
Исходят из хранилищ Несознанья.
Незримо здесь вершат свою работу
Неясные всемирные энергии,
И только струйки или ручейки
Тех сил громадных;—;наше достоянье.
Наш ум далек от подлинного Света,
Хватаясь за фрагменты Истины
В ничтожном уголке безмерности,
А наши жизни;—;узкие проливы
Для беспредельной океанской мощи.
Движения сознательные наши
Имеют прикровенные истоки,
Что в глубях за печатями сокрыты,
Но с теми глубями в нас нет общенья;
В нас даже наши родственные части
Друг с другом не связует пониманье;
Деянья наши восстают из крипты,
Которой ум наш замечать не хочет.
И наши глубочайшие глубины
Не сознают, не ведают себя;
И даже наше тело;—;мастерская тайн;
Как корни земли таятся под землей,
Так скрыты корни разума и жизни.
Пружины наши спрятаны внутри,
Сокрыты под поверхностью столь близко;
Душою нашей тайно движут силы,
Что кроются за внешнего стеной
В глубинных подземельях духа в нас
Неведомая мощь вершит труды,
Не рассуждая, что же это значит;
Используя немыслящих писцов
И наблюдателей своих бездумных,
Она;—;источник наших чувств и мыслей.
В пещерном подсознательном Уме
Медлительные толмачи-заики,
Плохо обученные троглодиты,
Лишь мелкое свое занятье знают;—
Рутинно пишут, пишут в наши клетки,
Укрыты в тайниках сублиминальных
Среди оккультных смутных механизмов,
Морзянку ловят, чей мистичный ритм
Сообщает вести от вселенской Силы.
И шепот потаенный проникает
Во внутреннее ухо жизни скрытно
И эхом поднимается из мглы;—
Из мрачных подсознательных пещер,
И речь вздымается, и мысль трепещет,
И сердце бьется, воля отвечает
И ткани повинуются и нервы.
Так наши жизни словно переводят,
Транслируют те тонкие сношенья;
Всё суть взаимосвязи тайной Силы.
       Ум жизни;—;только мыслящий паяц:
Он избирает труд стихийных сил,
Не ведающих своего рожденья,
И смысла своего, своей причины,
Не видящих громадной цели той,
Которой они служат, хоть не знают.
Так в этой низкой жизни человека,
Однообразной, серой, примитивной,
Но полной горьких мерзких мелочей,
Живая и сознательная Кукла
Гонима по путям неисчислимым
И чувствует толчки, что движут ею,;—
Не руки, управляющие ею:
Никто не видит ряженых шутливых,
Что, будто кукол, водят наши эго:
Деянья наши;—;пляска в их руках,
Боренья наши;—;их спектакль потешный.
Однако и они не знают сами,
Что за источник им дарует силу,
И, сами же не ведая того,
Играют роль свою в громадном целом.
Посланцы тьмы, что ложный свет несут,
Смутные духи, сеющие смуту,
Они невольно служат большей Силе.
Ананки механизмы, что спрядают Случай,
Порочные каналы колоссальной Воли,
Орудья в Неизведанного дланях,
Что нами движут как орудьями своими,;—
Им власть дана в той низменной Природы,
И в действия, что смертный мнит своими,
Они привносят чехарду Судьбы,
Иль Времени пустой каприз небрежный
Вдруг обращают в случай роковой
И, как мячом, играют жизнью смертных
В игре без правил, подлой и лукавой.
Их суть бунтует против истин высших:
Лишь пред Титана силищей бездушной
Их воля простирается ничком.
Чудовищна их власть в людских сердцах,
В натуры нашей каждое движенье
Они не преминут вмешаться ловко.
Те зодчие, ничтожны и бездарны,
Лишь низкие способны строить жизни;
Конструкторы желаний и влечений,
Из грубой приземленности убогой,
Из грязной дрожи, из реакций низших
Материальных заземленных нервов
Они уродливо нагромождают
Хибары нашей своенравной воли
И сумрачные замки нашей мысли
Иль рынками и фабриками эго
Обстраивают чудный храм души.
Художники мельчайших черт ничтожности,
Они, мозаикою многоцветной,
Комедию слагают нашей жизни
Иль замышляют и организуют
Трагедию банальную дней наших,
Аранжируют действия, событья,
Фантазию капризов, настроений
Как платье в представленьи примеряют.
Те глупые суфлеры ложь свою
Сердцам людским невежественным шепчут,
Курируют людскую речь и волю,
Внушая косность им, несвязность, низость,
Вздымают в людях злобу, похоть жалкую
И мысли суетливые и мелкие,
Эмоций, чувств поверхностные всплески;
Те горе-иллюзионисты в масках,
Те декораторы подмостков серых,
Проворные работники в кулисах
Всегда в трудах на этой тусклой сцене,
Спектаклем жизни человечьей тешась.
Не в силах созидать свою судьбу,
Мы лишь твердим вмененные нам роли,
Невольные актеры в лицедействе,
Пока не кончим пьесу и не взмоем
В Пространство тоньше и светлее Время.
Так свой закон ничтожный те пигмеи
Навязывают нам, сдержать стараясь
Наш медленный подъем к высотам духа,
Чтоб человека слишком скудный путь
Финалом горьким смерти увенчать.

      То;—;повседневность бренного созданья.
Пока владычит человекозверь,
И низшая природа правит в людях,
Покровом плотным затмевая душу,
Пока, вовне уставясь, интеллект
Лишь смотрит на наружное, лишь служит
Влеченьям низменным, усладам тварным,
Ничтожность неискоренима в людях,
Преследуя их дни неотвратимо.
Всегда с тех пор, как родилось сознанье
Здесь на земле, жизнь остается прежней;—
В букашке, в звере или в человеке;—
Не изменилась суть ее и ткань,
Она идет дорогой заведенной.
Пусть новые уклады возникают,
Пускай детали тоньше и богаче,
И глубже мысли, и сложней заботы,
Пусть понемногу лик ее светлеет,
Все ж даже в человеке, в его жизни
Сюжет посредственен и примитивен.
Начинка грубая преобладает
И держит смертных в падшем состояньи.
Успехам мелким радуется эго,
Но для души они;—;лишь пораженья;
Услады жалкие не долго длятся,
И часто прерываются скорбями,
И только оттеняют горечь бед:
Невзгоды и лишенья, тяжкий труд;—
Суровая расплата человека
За право жить и заработать смерть.
Инертность, меркнущая в несознаньи,
Сон, что похож на смерть,;—;его покой.
Убогим даром, творческая сила
Влечет его к свершеньям кратковечным,
Что все же живы дольше их творца.
Он видит в грезах празднества богов
Иль мимолетный жест дионисийский;—
Прекрасное и гордое величье,
Что разорвать ему могло бы душу,
Когда бы в хрупкой плоти, в хлипком сердце
Могучее безумье взвилось сладко:
В утехах, в развлеченьях заурядных
Энергию он расточает тщетно,
Ему дарованную, чтоб расти и быть.
Свой жалкий час в делах он тратит жалких.
Недолгая приязнь, что гибнет в ссорах,
Ничтожная любовь, и злость, и ревность,
И дружбы связь средь равнодушных толп
Его сердечный план чертить стремятся
На карте жизни маленькой его.
А если в нем пробудится величье,
Он слишком хрупок, чтобы в нем явилось
Оно в восторга высшем напряженьи,
И мысль его слаба, чтоб обессмертить
Тот скоротечный эфемерный взлет,
Сверкающие проблески искусства;—
Лишь развлечение для глаз его,
А чары музыки;—;лишь нервов дрожь.
Под ношей тягот, в хаосе забот,
Гнетомый мыслей суетной стихией,
Спешит припасть он страждущим челом
К рукам Природы мирным и могучим,
Чтоб муку тяжкой жизни исцелить.
Стихают скорби «я» в ее безмолвьи,
И в тихой красоте ее покойной
Чистейшее блаженство он находит.
И новая восходит жизнь, зарею,
И он в бескрайние взирает шири;
Своим дыханьем входит Дух в него
И движет им;—;но скоро отступает:
Ведь человек не наделен той силой,
Чтоб гость могучий тот смог в нем пребыть.
Всё меркнет в заурядности, в рутине,
Иль в вожделеньях яростных и грубых
Он ищет ярких радостей себе:
Влачит он дни в тонах борьбы багровой,
Ил в жгучей похоти слепящем блеске,
Иль в рдяных красках страсти неуемной;
Междоусобицы, убийства, войны;—;
Межплеменные игры человека.
Нет времени направить взор в себя,
Искать свое утраченное «я»,
Свою погубленную вспомнить душу.
Он вкруг оси вращается все той же,
И эта ось чрезмерно коротка;
Парить не в силах, он ползет, как червь,
По нескончаемой своей дороге;
Иль, если примириться он не в силах
С медлительным и долгим ходом Времени,
В поспешности блистательной он мчится
Дорогою столь медленной Судьбы,
Но сердце вскоре, утомясь, сдает;
Иль вечно он бредет, конца не видя.
Немногие взойти стремятся ввысь,
Достигнуть жизни более великой.
Все сонастроены с масштабом мелким
И с невысоким уровнем сознанья.
Его познание живет в стенах Неведенья,
Ни разу сила в нем не взмыла к Всемогущему,
С экстазом горним редко он встречается.
Блаженство, что подспудно спит в вещах
И ото сна пытается очнуться,
Усладой мелкой жизни в нем сочится:
Весь век той скудной милостью живет он,
Что облегчает гнет его невзгод
И сносным делает его мирок.
Он удовлетворен самим собой,
Своей посредственностью заурядной;
Свои надежды завтрашнего дня
И прежние свои круженья мысли,
Привычные желанья, интересы
Оградой плотной, тесной он воздвиг,
Чтоб уберечь в пределах этих узких
Свое житьишко от Незримого;
Родство с безмерным в существе своем
От самого себя отгородил он,
В своей запрятал глубочайшей сути
Величья Бога, что таится в нем.
Он создан, чтоб играть пустую роль
В ничтожной драме на подмостках жалких;
На крохотном клочке земли скупой
Палатку жизни собственной разбил он
Под беспредельным взором звездной Шири.
И он венец всего, что свершено:
Он оправданье всех трудов творенья,
Природы высший взлет и мира цель!
И если б этим странно все венчалось
И смысла большего не замышлялось,
И если б то, что мнится нам теперь,
И вправду было б Всем, что быть должно,;—
Не стадией пути, что мы проходим,
Взбираясь к Сути вечной из Материи,
Из тлена;—;к Свету, что создал миры,
К Источнику, к Причине мирозданья,
Наш близорукий ум по праву мнил бы
Существованье;—;случаем во Времени,
Иллюзией, феноменом, причудой,
Творящей Мысли парадоксом странным,
Что движется бессмысленно, бесцельно
Меж противоположностей-иллюзий,
Иль Силой неживой, борьбу ведущей,
За то, чтоб чувствовать и познавать,
Материей, что вдруг смогла случайно
Саму себя читать Ума посредством,
Иль Несознаньем, вдруг исторгшим душу.
Бывает, все здесь кажется лишь грезой
Иль миражом далеким, нереальным:
Живем мы будто в наших мыслей басне,
Что небылицы чувств слагают ловко,
Иль в кинофильме, что снимает мозг,;—
Как фикция, как случай в сне вселенском.
Лунатиком, бродящим под луной,
В невежественной грезе или дреме
Ступает образ эго эфемерный,
Считая миги призрачных Времен.
В причин и следствий ложной перспективе,
В правдоподобный вид пространства веря,
От сцены к сцене он всегда влачится,
Не ведая;—;куда, к каким горизонтам.
Все здесь;—;как сон иль призрачная греза,
И вряд ли что-то вправду существует,
Но кто пригрезил все и зрит откуда;—
Не знаем мы иль строим лишь догадки.
Иль мир реален;—;просто мы малы,
Принять не в силах мощь арены нашей.
Жизнь тонким завитком перечеркнула
Кружащейся вселенной вихрь бездушный,
И в этом чреве зыбкой круговерти,
Разреженной вращающейся массы
С планетки разум зрит, случайной будто,
Стремясь постичь себя и этот мир.
И все же некий субъективный взгляд,
Что странно был внедрен иль сформирован
В Материи незрячем веществе,
Считает точку крохотного «я»
Основой чудной миробытия,
Его живой, сознательной опорой.
Так видится наш театр в полусвете снизу.
Вот признак бесконечности Материи,
Вот фантастичный смысл картины, видной
Науке-великанше, что стремится
Измерить, обсчитать свое пространство,;—
Вот что она в раздумьях выясняет
Из записи детальных изысканий
И из математических расчетов,
Чтоб описать свой мир гигантский внешний;
Такой картина мира предстает
Рассудку, запертому в круге чувств,
Что на торгах открытой Биржи Мысли,
Неосязаемой, неощутимой,
Играет курсом призрачных идей,
Пустых абстракций;—;всей своей валюты,
Что неизвестно чем подкреплена
И есть ли твердые за нею ценности.
Религия одна в банкротстве общем
Сулит сердцам сомнительное злато
Или выписывает без стесненья
Ничем не обеспеченные чеки
На воздаяние в Миру Ином;—
Там нам за нищету воздастся нашу.
Наш дух уходит, сбросив жизнь-тщету,
В немую неизвестность иль стяжает
В бессмертье пропуск, в смерти обретенный.

      Все ж то была лишь черновая схема,
Лишь видимость фальшивая;—;набросок,
Что чертит ограниченное чувство,
Неполное ума самопознанье,
Незрелая попытка, первый опыт.
Да, то была младой земли забава;
Но знанье глубже сил наружных этих,
На отмели в Неведеньи живущих,
Страшась взглянуть в опасные глубины
Иль ввысь воззрить, Безвестное постичь.
Есть виденье внутри, что смотрит глубже,
И, из границ ума поднявшись тесных,
Мы обретем великое всезренье
В просторах светоносных взора духа.
В нас, наконец, пробудится Душа;—
Свидетель, зрящий истины незримые,
Неведомого тайны постигающий;
Тогда все примет новый дивный лик:
Встрепещет мир, Свет Бога чуя сутью,
В глубоком сердце Времени, восстав,
Стремленья оживут к высоким целям,
Пределы Жизни содрогнутся, рухнут;—
И с бесконечностью она сольется.
И этот путаный обширный план
Из жесткой хаотичной схемы станет
Богов полиритмией грандиозной,
Двусмысленной игрой, работой Божьей.
Исканья наши;—;краткие попытки
Бессловной и неисследимой Силы
Нащупать выходы из Ночи Несознанья
К душе своей лучистой Истины, Блаженства.
Она Реальность зрит сквозь мнимость форм
И трудится в уме и чувстве смертных;
Средь символичных образов Неведенья
В картинах, что рисуют слово, мысль,
Она лишь ищет истины единой,
К которой все обличья указуют,
Вооружившись виденья лампадой,
Источник Света отыскать стремится,
Работает она, чтобы найти
Того, кто совершает все деянья,;—
То «Я», что скрытно изнутри ведет нас,
То «Я», что тайно свыше нас влечет.
Не все здесь;—;труд Природы ослепленной:
За нами смотрят свыше Слово, Мудрость,
Незримое в незрячих ширях Око,
Свидетель, что дает произволенье
Природе волю проявлять, работать;
И все же есть Влиянье Света свыше,
Есть мысли, что издалека сияют,
Есть запечатанные вечности;
Мистический мотив все ж движет солнца.
И от глухой неведающей Силы
К сознанью, движущемуся в борениях,
К дыханью скоротечному и бренному
Вершится переход, в котором Время
Поддержано могучей Сверхприродой.
Мир;—;не таков, как ныне мыслим мы и видим;
И наша жизнь есть тайна, глубже, чем мы грезим,
И разум наш;—;бегун в забеге долгом к Богу,
Душа в нас;—;«я» Всевышнего, поверенный его.
По узким тропкам сквозь простор вселенский,
Живя подачками из рук Фортуны,
Одетый нищим, странствует Единый.
И даже в театре этих жалких жизней
За действом сладость потайная дышит,
Божественности пыл миниатюрной.
И страсть из Божьих родников волшебно
Струится в космосе души хранимом;
И к страждущей земле приходит помощь;—
Поддержка некой силы сокровенной,
Незримой близости и тайной радости.
И унтертоны смеха приглушенно
Пульсируют, шептанья счастья тайного,
Ликующий восторг в глубинах сна,
Блаженства сердце в недрах мира боли.
Дитя, что в рощах чаровства резвится,
Воскормлено Природы скрытой грудью,
Дитя, что упоительно играет
На флейте близ потоков чистых духа,
Ждет часа, когда, музыкой пленившись,
На зов его мы все же обернемся.
Под этим облаченьем плотской жизни
Душа не угасает, искра Божья,
И вдруг однажды рвет завесу тлена,
В нас возжигая пламень божества.
Таится Сила в клетках наших тел,
Что зрит незримое и размеряет вечность:
В частях мельчайших наших место есть
Для глубочайших нужд и устремлений;
Приходят и туда златые Вестники:
В стене из грязи самости наружной
Прорезана таинственная дверь;
Склонясь под притолокой низкой, входят
Экстаза и самоотдачи Ангелы,
Ютясь в святилище мечты внутри,
Живут творцы подобья божества.
Сочувствие и жертва огнекрылая
Сияют в храме сердца одиноком
И вспышки сострадания и чуткости
Оттуда блещут светами небес.
Вершится труд в безмолвиях бездонных;
Духовных чувств блистание и чудо,
В пространстве красоты нетленном смех,
Преображая опыт мира в радость,
Живут, не тронуты, в пучинах тайных;
Под мерный пульс Времен в нас дремлет Вечность.
В заветном сердце, в средоточьи счастья,
Незыблемо под внешней маской смерти,
В нас Существо извечное готовит
Своё реальности небесной царство,
Материю божественного счастья.
И даже в наш скептичный ум неведенья
Все ж проникает иногда предвиденье
Великой вольности, еще не познанной,
Освобожденья безграничного;—
И медленные лепящие длани
К нему вздымает стойко наша воля.
Все части в нас в заветном устремленьи
Желают абсолютности своей.
Немеркнущего Света жаждут наши мысли,
Из всемогущей Мощи льется наша сила;
И потому, что все миры сотворены
Из сокровенной Богорадости,
И просит формы Красота извечная,
То даже в этом мире, здесь, где всё
Созиждено из праха бытия,
Сердца пленяют облики прелестные,
Блаженства сами чувства ищут слепо.
Реальность мы распяли заблужденьем,
Чтоб вынудить ее родиться здесь
И нам в божественном явиться теле,
Чтоб, воплотившись в форме человечной,
Дыша во плоти, что обнять возможно,
Она сюда явилась и избавила
Своим Всезнаньем древнее Неведенье,
Спасенья светом;—;космос несознательный.
Когда же то возвышенное «Я»
Нисхлынет к нам сюда, безбрежным морем,
Чтоб нашей бренности наполнить образ,
Все будет упоеньем пленено,
Все примет чудное преображенье:
В волнах невообразимого экстаза
Наш ум, и жизнь, и чувства, и наш смех
Взнесутся в свет невиданный, иной,
Чем краткий тяжкий человечий день,
И вострепещет плоть в апофеозе,
И клетки озарят метаморфозы.
И в этом мелком бренном существе
Душа, что мнилась тенью, воссияет,
И этот карлик;—;низкая личина,
Которой скрылся помраченный дух,;—
Возвысится из торга в жалких грезах.
Свою личину эго, личность-образ
Отвергнув в этом смертном лицедействе,
Как тролль из глины, в бога перелепленный,
Воссозданный как образ Гостя вечного,
Он будет поднят к персям белой Силы
И, воспылав с прикосновеньем райским,
В розоогне духовной благодати,
В багряной страсти чудо-измененья
И бесконечного преображенья
В экстазе вострепещет, пробужденный.
Словно развеяв чары искажавшие,
Освобожден от Ночи черной магии,
Быть перестав рабом Пучины сумрачной,
Он, наконец, узнает суть себя,
Поймет, кто жил внутри него незримый,
И, чуда полн в благоговейном сердце,
Пред Божеством-Дитем склонит колени,
Его на троне лицезрев воссевшим,
Вздрожав от красоты, любви, восторга.
Но прежде ждет нас восхожденье духа
Из бездн, родивших наше естество.
Душа должна парить-царить над формой,
Над полусном ума взойти на пики;
Сердца должны вспоить мы силой неба
И зверя скрытым богом изумить.
Так, жертвоприношенье вознося,
Как золотой язык воспламененный,
К спасительным взывая силам свыше
Из светоносной высшей полусферы,
Мы отметем неверье жизни бренной,
Отверзнем бездну нисхожденью Неба,
В глубины наши Луч воспримем вышний
И мрак пронзим таинственным Огнем.

      Вновь странствуя в тумане первородном,
Во грозной мгле, в смятенности опасной
Он сквозь астральный хаос путь торил
Средь серых ликов дьявольских божеств,
Средь грозных шепотков смятенных духов,
Средь колдовских неуловимых сил.
Как путник, что в чужих краях бредет,
Не ведая;—;куда, с какой надеждой,
Ступал он по земле, что исчезала,
И твердо шел к безвестному концу.
За ним тянулась цепь его шагов,
Мерцая в беспредельности туманной;
Бесплотный шепот полз ему во след
Из пораженной мглы, клянущей свет.
И все трудней давался каждый шаг,
Все пристальней за ним следила смута
Враждебной сворой мертвых, злобных зраков;
Мрак трепетал, как ослабевший факел.
Вокруг него угасший призрак блеска
Смятенными тенями населял
Безмерную пещеру Несознанья.
Лишь пламень духа свет ему дарил.


Конец Песни 5




Примечание

Ананка (Ананке) — в древнегреческой мифологии божество необходимости, неизбежности, персонификация рока, судьбы и предопределённости свыше.




Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)
ОМ



***
Я выложил весь свой перевод эпоса Шри Ауробиндо «Савитри» и других его поэтических и прозаических произведений в открытый свободный доступ для всех вас. Пользуйтесь на здоровье и духовный расцвет! :)

Если вы хотите поблагодарить меня какой-либо суммой или поддержать дальнейшую работу по переводу на русский язык новых поэтических и прозаических произведений Шри Ауробиндо,

номер моей карты Сбербанка: 5469 5500 2444 1443

мой Яндекс.Кошелек: 410015517086415
https://money.yandex.ru/to/410015517086415

Мой емейл для связи: savitri (сбк) inbox (тчк) ru
Света, Радости, Гармонии!
***



Другие Песни и фрагменты эпоса «Савитри», а также другие поэтические произведения Шри Ауробиндо в моем переводе читайте у меня на сайте:

www.savitri.su

Там же можно приобрести мои уже изданные в печатной форме переводы поэзии и прозы Шри Ауробиндо.



Мой фотопоэтический сайт:

www.ritam-art.com



Полный текст эпоса на английском, а также другие труды Шри Ауробиндо в подлиннике можно загрузить на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:

www.sriaurobindoashram.org