Октавия, бросай свой хмурый Рим,
и запрягай в большую колесницу
моих сестёр! Я знаю, что им снится
последний бой. В нём я держусь средь бравых
кентавров смело. Их сердечный ритм
мне очень дорог. Зная чувства брата,
они тебя полюбят: хоть и в память
войдёшь на двух ногах; и пусть горит
в твоей груди совсем другое пламя,
они тебя полюбят. Сколько лун
я выжидал. Я силился быть слабым.
Я выходил безлунной ночью с лампой
за брошенный омёт сырого сена,
чинить свою судьбу и чей-то лук.
Ведь есть же, что-то вычурное в семьях,
что состоят из двух несовместимых,
на первый взгляд, существ. Я очень глуп
в вопросах, где чужая совесть - символ
больших надежд!
Всё валится из рук.
И времени осталось слишком мало,
чтоб жить раздельно. Часто пишет мама,
которая противится отчасти
всем нашим чувствам. Самый важный звук,
который возвестил меня о счастье -
стук тех сандалий, в коих ты на площадь
вошла в тот день, как первая из двух
богинь любви. Ох, сколько было в прошлом
таких чудес! Протягиваю нить
в воспоминания: ты помнишь чувства в самом
начале наших встреч, где я пред станом
так трепетал, что чувствовал себя там
нелепым чудищем, способным только ныть -
устало ныть, и тут же нервно прятать
свои глаза? Октавия! мой голос
теряет силу. Боги, сколько нимф
из-за любви растрачивали гордость!
Ты не из них. Октавия, твой муж
грозил большой расправой нашей касте.
Он беспощаден. И не зная как с ним
делить тебя - склоняюсь больше к битве.
Бросай свой Рим! Прошу тебя: не мучь
мою любовь. Иначе, боги, быть ей
прологом к стольким бедам...
Ночь.
Кифара.
В Элладе столько дней - сплошная муть*.
И та же муть под сердцем у кентавра...
*в данном случае, - мгла