Все именно так, как завещал нам Великий Маятник: купил - продай, получил - отдай.
Сегодня фотографируешь ты.
У тебя две кассеты «Нирваны» и на виниле «Пинк Флоид»,
Тебя по-хорошему мажет с первого же глотка,
Каждая скуренная сигарета – запретна, и оттого сладка,
Порноактрисы любят друг друга, чтобы трудилась твоя рука,
Мама видит в тебе дурака, девочки видят в тебе будущего неудачника, мальчики видят в тебе ублюдка, беспомощного слабака,
А ты продолжаешь, давясь слезами, смотреть на них свысока.
Сегодня фотографируешь ты, самого себя, в отражении комнатного, заляпанного окна.
По паспорту уже можно пить, курить, употреблять все дозволенные грехи,
На кровати – голая женщина, и соседи жалуются на ее ночные стоны и крики,
Ты, не смотря ни на что, продолжаешь плыть по теченью своей реки,
Те мальчики, что называли тебя ублюдком, завязывают сильным мира сего шнурки,
Те девочки, что над тобой смеялись, рожают детей и стирают пелёнки,
Стирают пелёнки, рожают детей, и так по кругу, пока не накроют тела их саваном или клеёнкой,
Пока им, как в древности фараонам, в гроб не положат все платья, чулки, дублёнки…
Мама звонит тебе по утрам, жалуется, что снова выбило пробки,
Говорит, что хранит все твои фотографии в обувной коробке,
Просит заехать, однако, тебе хватает вполне ее голоса в трубке…
Ты доказал, что не такой уж хрупкий.
Сегодня фотографируешь ты – злого, умного, молодого дьявола в отражении.
Любишь себя за то, что ни разу хребет не гнул под окружающую среду,
Любишь себя за то, что сегодня, зал приковав к себе, вещаешь со сцены, а завтра идешь ко дну,
Любишь себя за то, что умеешь себя любить, а прочее – ни к чему,
Именно это берется тобой за постоянную величину,
Именно это дает тебе и еду, и питье, и кров, и любую женщину,
Именно это других заставляет думать, что плохо кончишь, слать на тебя чуму,
Но до сих пор ты кончаешь стабильно, обильно и регулярно, вопреки всему.
И еще ты любишь себя за то, что умеешь пристально вслушиваться в тишину.
Все именно так, как завещал нам Великий Маятник: купил – продай, получил – отдай.
Завтра фотографируют тебя, стоящего в очереди за спиртным в круглосуточном.
Через час ты уже пьян до волчьего воя, до полной потери пульса в своей однокомнатной съемной,
Клянешься, что тесно тебе до зуда в костях, до слез в этой клетке спально-районной,
В перерывах от рвоты до рвоты просишь прощения, будто бы сломленный прокаженный…
Ты хочешь стать мальчиком тем, завязывающим шнурки сильным мира сего, получающим свой ежедневный паёк порционный,
Ты хочешь стать девочкой той, бесконечно рожающей и стирающей – глупой, послушной, зато не умалишенной,
Просишь бога, в которого редко верил: «пусть станет проще, легче, почеловечнее, побесшовней,
Чтобы растить детей, хлебать свои щи, смотреть разрешенное порно,
Чтобы как в ранних квартетах Моцарта, а не в песнях «Корна»».
Вместо ответа тот, у кого просил, заново вводит иглу, увеличив дозу адреналина, а не снотворного.
Завтра фотографируют тебя, в нелепой, изломанной позе, словно уснувшего на полу.
Кажется, прежде, чем сердце не выдержало, ты тянулся рукой к телефонной трубке.
Кому ты хотел позвонить? Неужели маме, чтобы в последний раз объяснить, как вставляются пробки?
Или тому, кого никогда не встречал, чьей не нашлось фотографии в обувной коробке?
А ты ведь все знал еще до того, как принял участие в этой рубке…
И после соврут, что на пути своем не пропустил ты ни одной юбки,
И что был поддонком, ничтожеством, дураком, мнящим себя черт знает кем по нескольку раз за сутки.
Укроют тебя не саваном, а куском клеёнки,
Вздохнут с облегчением мальчики, сильным мира сего чистящие ботинки,
Вздохнут с облегчением девочки, стирающие пелёнки,
Сегодня фотографируешь ты, а завтра – уже тебя. Обрывками фотопленки
Усеяна та песочница, где еще ребенком
Строил прекрасные замки из мусора и обломков,
В которых так никому и не довелось пожить.
Ты успел на клочке написать: «любите себя за то, что, хвала небесам, себя научились любить»,
И где ты сейчас? Отыскал ли свой персональный рай?
Все именно так, как завещал нам Великий Маятник: купил – продай, получил – отдай.