Ни чуткий страх мой ,и ни вещий дух
Миров, в чьих снах скрыт тайный ход вещей,
Взаймы любви мне верной не дадут,
Беззвёздный траур уготован ей.
Узнала смерть в затмении луна,
Знамением своим смешон пророк,
Вступает смута на престол сама,
В ветвях оливы мир на вечный срок.
По капле это время льёт бальзам
Моей любви, Смерть ставит подпись мне,
Назло ей жизнь отдам своим стихам,
Как ей царить в туземном языке.
Свой памятник найдёшь в моих стихах,
Тиранам в шлемах тлеть в златых гробах.
Not mine own fears, nor the prophetic soul
Of the wide world dreaming on things to come,
Can yet the lease of my true love control,
Supposed as forfeit to a confined doom.
The mortal moon hath her eclipse endured,
And the sad augurs mock their own presage;
Incertainties now crown themselves assured,
And peace proclaims olives of endless age.
Now with the drops of this most balmy time,
My love looks fresh, and Death to me subscribes,
Since, spite of him, I’ll live in this poor rhyme,
While he insults o’er dull and speechless tribes:
And thou in this shalt find thy monument,
When tyrants’ crests and tombs of brass are spent.