«Ну и зачем тебе это, Федя? – заевшей песней звучал в моей голове голос матери. – В тебе самом непонятно как душа держится, неужели из-за пары сотен рублей надо здоровье гробить?»
Усилием воли я переключил плейлист своего сознания на следующую композицию. Впрочем, она была немногим лучше, – «отец, который чуть не лопнул от гордости за сына (в армию не взяли, так хоть на что-то оказался годен…)»
Оформление бумажек грозило занять едва ли не больше времени, чем сама процедура. Словно ветхозаветный пророк, трижды отрёкся я от страха своего, в чём и расписался три раза на бланке информированного согласия.
– Проходите, – воззвал ко мне бледный ангел в неприлично коротком халате.
Кушетка, на которую мне указали, рассчитана была только на одно положение – полулёжа. Позорное слабодушие домашнего пай-мальчика осталось за стеклянными дверьми НИИ гематологии и было смыто в канализацию шквальным июльским ливнем. Тонкие пальцы ангела, затянутые в стерильную перчатку, обещали мне абсолютно легальную дозу болезненных удовольствий.
– Впервые у нас?
За окном сверкнуло.
– Да, - на автопилоте ответил я, и с этим коротким выдохом игла вошла в мою вену. Вместе с раскатом заоконного грома пришло горькое понимание: на самом деле ангелу плевать, в первый я раз или в десятый. Просто это проверенный, надёжный и избитый способ отвлечь пациента, который хочет отдать себя ближнему своему, но… боится боли.
Свободной рукой я достал из кармана плеер, нацепил наушники и закрыл глаза. Ангел сделал вид, что не читает в моей нахохленной душе, как в открытой книге, и тихонько отошёл к соседней кушетке, оставив меня вариться в котле злости на собственную никчёмность.
– Hoffnung so weit, unendlich fern , – плеер явно возомнил себя сивиллой, после чего скинул заряд с восьмидесяти процентов до нуля и вырубился. Я тихо зарычал и разожмурил один глаз. Сегодня явно был не мой день.
Обработав моего соседа, ангел ретировался так стремительно, что меня обдало воздушным потоком, но вместо сухого запаха стерильной белизны я ощутил терпкий и горький аромат, словно кто-то вопреки всем правилам внёс в комнату охапку кленовых листьев и сырого мха. За окном снова грохнуло, но на этот раз как-то неуверенно, словно бог грозы тоже почуял внезапный дух октября и подрастерял кураж.
– Не замёрзли?
Голос неизвестного донора заставил меня разлепить второй глаз, ибо по нему я не смог однозначно определить, кого занесло ко мне в соседи – мужчину или женщину. Впрочем, бегло-наглый осмотр тоже не слишком помог: чёрный брючный костюм на тощем теле, косая каштановая чёлка на пол-лица, а ворот рубашки расхристан настолько, что если это и вправду леди, то лифчиками она явно пренебрегает.
– Вы, – еле заметный кивок головой, и чёлка летит в сторону, – не замёрзли?
Я стою на болоте в прицеле двустволки, уже не охотник, ещё не жертва. Одно движение, неверный ответ – и со звоном сломается тонкий лёд, огнём полыхнут два чёрных омута и выжгут мою душу дотла…
– Н-нет, – едва не даю петуха, – а… вы?
Тихий смешок. Ну да, каков вопрос, таков ответ. Нашёл, к кому клеиться: привет, я Федя Пушненко, «Мосты и тоннели», третий курс… а вы? Замглавы «Росатома»? Ой, пардон...
– То, что мертво, умереть не может, – уставившись в потолок, сообщил пространству предполагаемый замглавы, но мне отчего-то стало не до восторженных криков в духе «О, «Игра престолов», наш человек!»
Мне стало совсем ни до каких криков. Спинным мозгом я почувствовал: эта эпическая фраза была выдумана совсем не в сериале. Её носило по миру осенними ветрами задолго до моего рождения. За тысячу лет до открытия ядерного синтеза. И произносил её тот же самый голос, который был сейчас вокруг меня и… во мне. В этом голосе не было ни раскатистых приказов диктатора, жаждущего исполнения своей воли, ни нарочито-желейной вязкости гипнотизёра, плетущего словесную сеть вокруг жалкой марионетки. Маяк на туманной грани межмирья, он не звал никуда, но ждал неизменно…
И не было ещё того, кого бы он не дождался.
«Бежать! Бежать отсюда с первой космической!» – трусливо взвыл инстинкт самосохранения, и я даже сделал судорожную попытку привстать с кушетки, но мои ноги к этому времени затекли и онемели, а руками я не смел шевельнуть: во-первых, мешали чёртовы трубки, наполненные моей же собственной кровью, а во-вторых, наверняка под мышками уже всё мокро от пота, ещё не хватало, чтобы эта… этот, слева, заметил. Тогда всё, конец. Он одним махом окажется на ногах – бесшумный и стройный, вытянет из себя бесполезную пустую иглу, усмехнётся: «Ловко я тебя заморочил, да?» – и заберёт всё, что я смог из себя выжать за эти долбанные десять минут. И одно касание его вечно зябнущих пальцев превратит мой эликсир бессмертия, мой контрольный пакет акций в борьбе за жизнь чужих детей в… в початый пакетик томатного сока, будь проклят весь этот… биоценоз!
Разодрав лёгкие решительным вдохом, я скривился в лучшей из своих ухмылок и уточнил:
– А давно вы, простите за нескромность, сдохли?
«…и это было последнее, что дурашка Федя спросил перед тем, как принять смерть от клыков существа, чей пол он так и не установил», – съязвил мой внутренний Комментатор, но цифровые часы над дверью лаборатории продолжали отмаргивать секундные перескоки времени, гроза уползла на юго-восток, оставив по себе робкую радугу, и больше ровным счётом ничего не происходило.
– Такими темпами у вас катетер сорвёт, – прикрыв глаза, сообщил незнакомец. – Пульс под двести. Ну, выдохните уже.
– Э-э… Но… н-но разве вы не…
Тонкая рука протянулась мне навстречу. Кровь в резиновой трубке была того же цвета, что и моя.
– Мне собственную девать некуда, видишь ли, – пояснил вампир. – А ты меня тут своей анемией пытаешься соблазнить.
Безумное напряжение отпустило меня так внезапно, что я расхохотался. О, нет. Я заржал, как сумасшедший в ярмарочный день. И плевать, что карточный домик моих представлений о кровососах рушился до основания. Горели страницы незабвенного «Дракулы»; плавилась в огне видеокассета с «Королевой проклятых», последний грозовой разряд отправил в небытие папку с «Хеллсингом» и «Ди: жажда крови»…
Я дождался, пока ветры октября, которыми пахли волосы незнакомца, разнесут по песчинкам и самый фундамент моей нелепой конструкции, а потом выдохнул короткое:
– Но… тогда как?..
Молчание чуть не свело меня с ума. Действительно, кто я такой, чтобы требовать ответа? В новой системе координат я значу ещё меньше, чем овца для волка. Скорее уж, как дождевой червяк для волка. Разве станет волк посвящать червя в тайны своей охоты?..
– …но восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде, – словно отвечая каким-то своим мыслям, промурлыкал вампир себе под нос. – Эта ваша генетика оказалась неплохой наукой…
Птичья трель, приглушённая плотной тканью пиджака, прервала нашу беседу. Незнакомец запустил свободную руку в карман и выловил серую птицу мобильного телефона. Острый коготь черканул по экрану.
– Занят немного. Наберу тебе минут через десять.
Я рассеянно наблюдал, как вампир заправляет за воротник серебряную цепочку, которая выбилась наружу, пока он отвечал на звонок. В ушах у меня шумело, горячая волна ударила по вискам. Страх был высмеян и развеян, гнев оказался беспочвенным, и теперь я поймал себя на том, что откровенно залипаю на эти тонкие пальцы и бледные губы, на косую чёлку и нездешнюю плавность движений. Из нас двоих я – дёрганый, горячий потомок Евы, был в этой точке пространства и времени менее уместен, чем отпрыск Адама и Лилит.
– Так вот, – тёмный огонь вновь прожёг меня навылет, – всё в мире есть энергия. Дух есть энергия, и её равно можно уловить под куполом храма или под шапочкой энцефалографа. Материя – это энергия… впрочем, не мне рассказывать об этом будущему инженеру. Кстати, приношу извинения за то, что посадил твой плеер.
«Когда это я успел рассказать, что учусь на инженера?» – так мог бы прозвучать мой вопрос, но им я благополучно подавился.
– Ты действительно хочешь знать обо мне… больше? – уточнил вампир.
Я мысленно пнул себя хрестоматийным «Соберись, тряпка», прекратил мямлить и контратаковал вопросом на вопрос:
– Какова цена?
Темноглазому мой ответ явно понравился. По крайней мере, червяком он меня уже не считал.
– Цена смешная. Потом… спишемся, – рассеянно махнув телефоном, продолжил вампир. – Так вот. Технологии дали нам едва ли не больше, чем вам. Они дали нам свободу. Свободу от вашей крови. Мы пьём энергию. Война – наш шведский стол, а семьдесят лет назад отгремел самый грандиозный пир… Ну, ударь меня, если от этого тебе полегчает. Потом, правда, сложнее будет убедить себя, что всего-то словил дурной сон...
Я разжал кулаки и заскрёб ногтями по кожаной обивке кушетки. Врезать по этой точёной скуле мне и правда хотелось, но не столько за Великую Отечественную, сколько ради того, чтобы избавиться от невыносимого, необъяснимого влечения к…
– …монстру, – не поведя бровью, закончил за меня вампир. – Но вы спасли себя сами. Десять лет назад мой старший брат поймал одного подростка… Так в четырёх литрах его крови оказалось меньше энергии, чем в его же профиле на ЗБГ . Вы научились сливать силу ваших душ в Сеть. Понимаешь?..
Я понял. Ещё как понял.
– Это был прорыв. «Одноклассники» не очень-то взлетели, там всё-таки ЦА постарше, зато «ВК» – настоящая малина, – сбившись на жаргон типичного пиар-менеджера, вещал мой новообретённый знакомый, и огоньки в его глазах уже не манили за собой в заповедное межмирье, а полнились киловольтами подсветки Делового центра. – Наш клан пробовал освоить мессенджеры, но там свои… тёрки. Зато закон Яровой позволит нам создать целое хранили…
Выпитый до дна, я медленно, но верно отключался от реальности, которая грозила доконать меня очередной теорией заговора, слепленной в духе «шизотерика и киберпанк: смешать, но не взбалтывать».
Грохнула входная дверь, торопливо зацокали ангельские каблучки.
– Божечки-кошечки, пятнадцать минут прошло… Я ж сюда медсестру направила, почему она не пришла?.. Простите, пожалуйста, сейчас я вас отпущу…
Невероятным напряжением воли я поймал взглядом тёмные глаза напротив. Вопросов у меня было по самую маковку, но сил оставалось только на один, и он должен был попасть точно в цель.
– Почему… ты сам… сдаёшь кровь? Зачем… кормишь… свою еду?
Вампир мотнул головой, и невесомая чёлка снова упала ему на лоб.
– Генетика, я же говорил. Побочный эффект. Коровий ген. Наша кровь обновляется только тогда, когда мы её теряем. Иначе – застой и интоксикация. И, если уж на то пошло, мои показатели намного выше твоих. Я мог бы писать кровавые картины размером метр на полтора и успешно выставляться на Винзаводе, но предпочту, чтобы кто-нибудь… из вас… смог выжить на операционном столе.
Очнулся я от омерзительного запаха нашатыря. Соседняя кушетка была пуста.
С бравым видом я покинул чертоги НИИ гематологии, но на улице мне, против ожиданий, не полегчало, и идею «с победой вернуться домой на метро» пришлось похоронить в ближайшем скверике, где меня хорошенько вывернуло под чахлой берёзой.
Денег, заработанных «натурой», едва хватило на такси, но еврейских генов во мне было явно недостаточно, чтобы в таком состоянии сводить счёты с мирозданием.
«Синий «Опель» с номером К174ВС прибудет через минуту», – ободряюще пискнуло смс от Яндекса.
«1 новая заявка в друзья», – на последнем проценте заряда долетело следом уведомление «вконтакте».
Почему-то я знал, от кого.