У мальчишки исколоты вены,
И глаза не по-детски пустые.
И бредёт он понуро, как пленный,
А вчера он скакал, как блаженный,
И от смеха его сердце стыло.
Он то в «ломке», т в «кайфе», то в гонке.
Даже спит со своею «машиной»*,
Позабыв, что вчера был ребёнком,
И что дружит сегодня с девчонкой,
И что завтра стать должен мужчиной.
Он ни в Бога, ни в душу не верит:
Жизнь сама как-нибудь да проскочит,
Он себе длинный срок не намерил.
Для него не закрыты все двери,
Просто сам он входить в них не хочет.
Перед ним только мрак и пустыня,
Миг блаженства и сутки досады.
И порою становится стыдно,
Что друзей его верных не видно.
Тех, что раньше ему были рады.
Он боится назад оглянуться,
Совесть, словно собака, кусает.
К светлой жизни уже не вернуться,
И спешит он в свой мир окунуться,
Где никто и ничто не мешает.
А игла, как бальзам от мучений
Исцелит. Вот её он и любит.
Оживились потухшие вены.
Всё вокруг уплывает в забвенье.
Где там тело? Где мысли? Где люди?
…………………………………………
У мальчишки исколоты вены.
Он живёт от покоя до дрожи,
Он живёт от веселья до тленья.
Жутко знать, что ещё поколенье
Потерять человечество может.
1987
*Так на жаргоне у наркоманов назывался шприц.