зимою Пощебатли старался не выходить на улицу без особой надобности.
на двери сортира отвалился кусочек краски и образовал фигурку пингвина с голой, но весьма упитанной задницей.
-вот он, символ нынешней зимы, - уныло думал Пощебатли, сидя на толчке.
сквозь рябое мутное стекло виднелись белые от снега крыши.
и когда, предварительно замотавшись бесконечным полосатым шарфом по самые редкие светлые брови, которые торчали на лице Пощебатли сиротливо как берёзки в фильмах, призванные проиллюстрировать скудость и пронзительность российских пейзажей, тщательно заткнув все щели, собрав всё своё в общем-то невеликое мужество, вздохнув покрепче, Пощебатли выходил на улицу, он остро чувствовал как враждебная холодная среда мгновенно сдавливала его с боков и наваливалась сырой морозной невкусной тушей. примерно как ободранные мясные туши что свисают с потолка в фильмах про маньяков.
ветер выл и бился в подворотнях и будто неумолимо читал бесконечное, бесконечно унылое, бесконечно бездарное стихотворение. Пощебатли различал в его воплях только рифмы: уй! юй! на! ды!
поизносившиеся ёлки мозолили глаза. вспоминать всё-таки немного притворное новогоднее веселье было почему-то противно.
как и положено ортодоксальному интроверту Пощебатли ходил за продуктами глубокой ночью.
город был тщательно выметен и прибран и выбрит и вычищен и приготовлен к зиме как ружьё.
перед морозами в небе и в неве лежала одинаковая серая коричневая нефть. небо будто вообще отменили и неизвестно зачем задержавшиеся в Петербурге туристы с непривычки путали верх и низ.
Пощебатли любовался безмятежно дремлющей за кассой продавщицей.
что-то во всём этом было от стивена кинга или дэвида линча и порнофильма одновременно: плотно затянутые в целлофан вяловатые огурцы выборжец, чуть сморщенные перцы болгарские сладкие с ввалившимися боками, свернувшаяся как спящая змея с ободранной кожей колбаса краковская.
поскольку зимой одолевала лень, на ум приходили одни только прилагательные и мало глаголов.
-выхолощенный, вот что такое город зимой, - думал Пощебатли.
на неизвестно откуда взявшемся перед Пощебатли Музее Печали, выросшем тут видимо беспризорно как гриб за время новогодних каникул, трепетало объявление.
"отопление отключено в связи с аварией до окончания работ".
-да, да, до окончания работ, - пробормотал Пощебатли, - я пролежу под одеялом до окончания работ.
это ведь особый сорт одиночества, как сорт зимних яблок.
кто сказал, что зима - это время затворников?
зима это робинзонада.
мрачное путешествие, в которое никого нельзя взять.
-и хорошо, что никого нельзя взять, - думал Пощебатли, двигаясь домой и стараясь не растерять магазинное тепло. - каждому своё путешествие. а я люблю свои угрюмые ветвистые внутренние пейзажи и ни с кем не хочу их делить.
граница и разница между днём и ночью становилась всё зыбче и наконец совсем исчезла.
и стало так легко перешагнуть через короткий как сигаретная затяжка день сразу в следующую ночь.