«Все понимаю, — кивает, сутулится на секунду, —
чтоб не испортить идею, я должен уйти первым.
Слушай, создатель Уильям, ты же здесь наподобье бога?
Не пиши об этом красиво, а лучше — упрячь за кадром».
Шпага в тело – как нож в масло; кровь вытекает водою
и змеей шипит на камнях под нещадным солнцем Вероны.
Окунает перо Уильям в кипящую алую жидкость
и ею вместо чернил выводит финал пьесы.
Морщится старый герцог, но, конечно, не плачет.
«Все понимаю, — кивает, — эта жертва необходима,
чтоб замысел не испортить. Ты так задумал, Уильям:
дальше горной лавиной на нас обрушатся смерти,
а эта — даже не камень, так, всего лишь песчинка,
завтра ее забудут совсем за горечью новой».
«Все понимаю, – кивает, – он был должен уйти первым,
а я был должен остаться, предводитель чужой боли,
и за кровь его дорогую расплатиться болью своею.
Я тебя понимаю, Уильям. Я тебя проклинаю, Уильям».
Усмехается кривобоко, как раньше смеялся племянник,
и молчит, всеми забытый, возле родной гробницы.
18.03.18