Тополей безлистных в зимнем небе кроны,
за аллеей – моря шёпот или рёв.
Городские птицы – чайки да вороны,
сойки потеснили шустрых воробьёв.
Летом совы голос подают из парка
в полночь, даже вздрогнешь – чтоб я был здоров! –
фонари проулок освещают ярко,
три нетопыря там ловят комаров.
Бегают по крышам белки, – что за диво?
Ёж в сарай забрался. Видели лису.
Не гонюсь за вымыслом, всё пишу правдиво –
в городе животных больше, чем в лесу.
Это душу греет. Но тревожит всё же.
И, пожалуй, можно здесь предположить:
город в горы лезет, всё кварталы множит,
и лисе с ежихой стало негде жить.
У дворовых кошек вольница в подвалах,
псов бездомных своры бродят в темноте:
Что-то стало много братьев наших малых,
меньших наших братьев в городской черте.
Что-то в мирозданье сдвинулось по фазе,
что-то в нём не так, как принято, уже:
меньшё всё гармонии, больше безобразий,
больше непонятного в мире и в душе.
Чайки ходят важно в лоджиях высотки,
беркут кружит в небе, горлиц бьёт, как тать.
Из противоречий, знаю, мир наш соткан,
значит, компромиссов нам не избежать.
Радоваться, нет ли – я пока не знаю,
всё неоднозначно, что ты ни возьми,
то ль зверей к нам гонит их судьбина злая,
то ль считают всё же нас они людьми.
Горные отроги снег накрыл глубокий,
Могаби вся в тучах и туманен день,
к обводной дороге вышел крутобокий,
видно, уже старый, попастись, олень…