Вот у вас есть любимый поэт, дорогой читатель? Вот у меня есть. Хотя любимый — это совсем не то слово. Поставим вопрос по-другому. Вас когда-нибудь поэзия выручала из критической ситуации?
Нет... Мы не берем случаи, когда девушке стихи Дениса Давыдова читаешь, говоришь, что твои, и она тебе тут же отдается в кустах залпом. Я, конечно, так не делал, не подумайте. Но вот мои друзья пользовались с этой целью моими текстами, и не раз. Или за свои выдадут, или книжицу достанут и хвастаются, вот мол, у меня друг есть, поэт. А потом бесстыже ебут девушку, застывшую в восхищении, аки кролик перед удавом. Да-да. Были времена, когда даже знакомство со мной великим гарантировало перепихон по любви… И нет чтобы мне позвонить. Суки. Но я не в обиде. Любовь — это святое и стишки всяческие для организации сего процесса и предназначены, кто не в курсе. Я о вещах ещё более приземлённых.
Ну… Не буду долго сиськи мять, ближе к делу. Есть у меня реально любимый поэт. Зовут Витя Киселёв. Единственный случай из жизни, когда поэзия мне реальную пользу принесла и без последствий. А то ведь с бабами как? Стих продекламировал, а потом хер выгонишь. А тут вышел стопроцентный профит.
Занесло меня как-то на чтения в Юго-Александровку. Есть у кузбасских пиитов такая традиция собираться на природе и приседать друг другу на уши с оттягом. Я таких сборищ не любитель, но так вышло. И Витя Киселёв мне книжку своих стихов всучил. С автографом. Ну всучил и всучил, может не в курсе что я читать не умею и книжки мне дарить дело неблагодарное. Тем более со стихами. А уж чтобы я её открыл — это надо быть гением, а не Витей.
Но книгу, я, признаюсь, открыл. Отошли мы от сцены в лесок с поэтом Андрюшей Пятаком отхлебнуть коньячку и покурить. И тут как у меня живот крутануло… Как будто «Рамштайн» с «Виртуозами Москвы» объединились и Римского-Корсакова херачат. Полет сраного шмеля.
Ну я Андрею говорю, мол отойти надо мне. Пятак тот ещё долбоёб без какого-либо понимания к происходящему. Я пытаюсь отойти подальше, он за мной. Я, конечно, тоже долбоёб и нихуя не эмпат был в данной ситуации. Я же с фляжкой коньяка в кармане ухожу… Но меня понять можно. Отхожу дальше, он опять за мной. Ускоряюсь, он тоже ускоряется. Говорю: «Уебывай отсюда!», — кое-как от него спрятался. Там ещё склон крутой, скатиться с него обсирающимся колобком — перспектива реальная и нежелательная. А Пятак не уходит, кричит: «Ну ты чего, Лёха. Чего ты там делаешь?». Грибы собираю, ****ь!
А тут ещё со сцены в микрофон стали звать громко, мол сейчас выступит не абы *** кто, а Алексей Петров. Стихов нетленных прочтет, песен своих на гитаре споет, а если попросите ещё и на скрипке спляшет. И так много раз. Мол, где Петров? Никто Петрова не видел? Ну тут я нашёлся, говорю Пятаку, иди мол, скажи, что я занят, меня медведь ест.
Вот тут-то Киселёв Витя и стал моим любимым поэтом. Вокруг только сосны, а кто бывал в чисто сосновом лесу знает как там туго с прочей растительностью. Ни лопушка, ни цветочка занюханного. Тут то поэзия и пригодилась. И даже оглавление с обложкой.
Позднее не раз видел Витю, но так ему спасибо и не сказал. Подумал, что расстроится. Поэты, они же чувствительные что ****ец и самолюбивые. Легко, что ребёнка обидеть, или мента. Как-то это самый Витя подошел ко мне пьяный и заявил, что я, как пиит, дескать, исписался. Достиг своего потолка. Ничего против его мнения в его жопе не имею. Улыбнулся, покивал, хуле. С читателем не поспоришь. К тому же он реально меня спас своим творчеством. И не осознаёт. Как бы я с обосранной жопой стихи со сцены читал и песни пел. А вдруг ветер в спину? Зритель учуял бы душок, подумал бы что стихи с песнями плохие.
Я, конечно, понимаю, что где-то обидно, когда пишешь-пишешь, а всё предназначение твоего творчества — мудилу Петрова от позора сберечь. Но сам бы не стал обижаться, если бы мои стишки кого-нибудь вот так выручили. Я бы только гордился. Честно-честно.
© Петроff