Два года батюшка в Москве,
А вот здоровье-то все хуже.
Летом он мерз и бил озноб,
Как будто не жара, а стужа.
И один добрый человек
Ему советовал при этом
Дачу найти в одном районе,
Где проживать зимой и летом.
То место, как московский Крым:
Лес, чистота и бор сосновый.
Там кашель батюшки прошел.
И будто был здоров он снова.
Потом на даче отдыхал
Двенадцать лет уже подряд.
Был благодарен человеку.
И дачу ту снимать был рад.
Молиться батюшка сам ездил
В Богоявленский уж собор.
Служил в Москве в других он храмах,
Где приглашали, с этих пор.
Служил он и при Патриархе.
Сам проскомидию совершал.
Поминовением усопших
Свою он душу утешал.
Потом служение запретили.
Симеон очень оскорбел.
Ведь в службе он нужду большую
Всегда потребную имел.
К митрополиту Иоанну
В Киев поехал он тогда.
И рассказал о своем горе
В свои преклонные лета.
Благословил ему он церковь
Домашнюю свою иметь.
И больше уж о том не думать,
И духом своим не скорбеть.
Церковь там стала в честь Покрова.
Он Божию Матерь чтил всегда.
Был он расстрелян, потом выжил
Под праздник чудный тот тогда.
С благословения митрополита
Батюшка создал монастырь.
Свой, маленький, но все же Божий.
В честь Покрова Божией Матери был.
Еще он чтил труды большого
Подвижника русской земли,
Что в Вышенской Пустыни в время
Свое уж к Вечности текли.
А Феофан Затворник, дивный
Святой, в затворе много лет
Писал труды о воспитании.
Тем старческий мог дать совет.
Его труды читал прилежно
В то время старец Симеон.
И делал все, чтоб было можно
Открыто всем им чтить его.
Служил он в церкви литургии.
Иногда даже по ночам.
С двенадцати до пяти утра.
Потом уж всех там причащал.
И шли все люди на работу.
Чудесные то были дни,
Когда все вместе собирались.
Молились Богу не одни.